Пепел и песок - Алексей Олегович Беляков

— Марк, почему вы остановились?

Молчу. Я идол минутный. Величественный, как перед грозою.

— Марк, продолжайте скорее! Это же самый финал.

Пора. Продолжаю.

«Сперва как в дреме: будто грядет грандиозный трамвай. Так дрожит тротуар. У прохожих драматически трясутся головы и стучат зубы.

Но нет никакого трамвая. Дрожь превращается в гулкие колебания.

— Вон там! — вскрикивает мальчик, падая со скейтборда.

Все поворачиваются по вектору его вопля.

На закат.

Теперь это видит каждая тварь.

Песочная пирамида Московского государственного университета дряхлеет. Четыре его бастиона скрываются в бурой пыли. С самой вершины главного здания, со шпиля, с визгом срывается звезда в обрамлении гордых листьев лавра.

Один из прохожих крестится, шепчет: „Мать твою!“ и поспешно достает телефон, чтобы снимать бесценный крах.

Вкусный кусок Воробьевых гор вместе с трамплином, японскими туристами и осколками мраморной балюстрады двигается вниз, к Москва-реке.

— Черт возьми! — восклицает профессор уже стертой истории. — Моя кафедра!

В этот самый момент под облысевшими яблонями в искривленном от ужаса университетском саду лежат семь студентов, среди которых любимица профессора, Румина. На мгновенье наступает загадочное затишье. Студенты медленно поднимаются, словно ожившие помпейские статуи.

— Что это было? — кашляя, спрашивает Румина.

Ответ приходит сверху, с фасада. Всех семерых тут же придавливает каменным исполином с циркулем в божественных руках.

Профессор Бурново стоит на трамвайной остановке, полчаса назад он закончил семинар по прогнозированию исторических процессов. Румина должна была прийти к нему сегодня вечером.

— Землетрясение! Землетрясение! — люди хотят скрыться, исчезнуть из внезапного ада, но не в силах двигаться.

Большинство из них при этом уже держат в руках телефоны скорби, направленные глазками туда, где здание университета оседает, как ветхозаветный торт.

— Это не землетрясение, — профессор шатается на твидовых ногах. — Это мой просчет. Я не успел… — Он легко, как призрак, улыбается. — Ведь это и есть та самая Пирамида, о которой мне писали эти сволочи из „Союза Б.“. Так просто!

Больше он ничего не произнес, хотя рот его открыт и забивается пылью. Видимо, теперь безумный профессор хохочет, но за тектоническим гулом его уже не слышно.

Вертолеты МЧС не смеют приблизиться к контуру катастрофы, и пилоты лишь по-детски матерятся, что слышно сквозь густые помехи.

Над городом поднимается магический гриб пыли, его освещает закатное солнце и, будьте уверены, — такого зрелища не досталось даже пошляку Наполеону».