Кривенчук молчал.
— Папа, он хитрый, хитрый! Он, наверное, какую-нибудь каверзу задумал. Я таких хитрецов насквозь вижу.
Боровков попытался завладеть ее мельтешащим, блистающим взглядом. Ее взгляд был неуловим и опасен.
— Значит, решил окончательно? — спросил Кривенчук.
— Да.
Попрощались они довольно холодно. Ксюта увязалась проводить гостя, сказав:
— Провожу этого хитрюгу до автобуса, проветрюсь перед сном.
Прошли они несколько шагов по вечернему городу, Ксюта остановилась, схватила его за рукав, требовательно спросила:
— Скажи, Сергей, ты презираешь моего папу? Только честно скажи?!
Боровков оторопел. Совсем другая перед ним стояла девочка, не та, что в комнате, повзрослевшая, утомленная.
— Ты с ума сошла. Почему я должен его презирать?
— Он тебе кажется ограниченным, да? Вся жизнь в спорте, и прочее… в общем, примитив, да?!
— Твой отец прекрасный человек. Я горжусь знакомством с ним.
— Правда?
— Еще бы!
Ксюта тихонько, без слез всхлипнула, точно поперхнулась. Белая шапочка на голове, темные локоны, раскосые глаза.
— Хочешь, я тебя поцелую за это? — сказала она.
— Хочу.
Ксюта обвила его шею руками, прижалась к губам губами, умело, крепко. Он аж задохнулся. Хотел и дальше целоваться, но она его отстранила. Когда он садился в автобус, крикнула в спину, благо людей не было на остановке:
— Если захочешь пригласить меня в кино — позвони!
Качаясь в автобусе, он думал о ней с нежностью и трогал пальцами ее поцелуй на своих губах.
У Екатерины Васильевны что ни день, то выдумка. В субботу намерилась сыну свитер купить, заграничный свитер, дорогой.
У Екатерины Васильевны была знакомая, а у той знакомой другая знакомая — шикарная дама, с выездами за границу. Сергей о ней не раз уже слышал. По тем временам шикарные дамы с выездами за границу были еще редкостью, и она заинтересовала Сергея. Но сколько он ни выспрашивал у матери про нее, ничего толком узнать не мог. Ни кто она по профессии, ни сколько ей лет. Складывалось впечатление, что некая загадочная особа шастает по Парижам и Лондонам просто от скуки да чтобы привезти несколько модных вещичек для продажи.
— Мне не нужен свитер, мама. Зачем мне свитер?
Екатерина Васильевна еще не оправилась от недавней ночной болезни сына и смотрела на него с трепетом.
— У тебя нет ни одной приличной вещи. Костюм старый, пальто мешком висит. Погляди, как другие молодые люди нынче одеваются.
— Мне на это наплевать!
— Зато мне не наплевать! — Екатерина Васильевна раскраснелась, разнервничалась. Она работала сменным мастером на ткацкой фабрике, получала вместе с премиальными около ста восьмидесяти рублей на круг, деньги не ахти какие, но не так уж и мало, чтобы сын ходил оборванцем. Никогда ее Сереженька, гордость ее, ее дыхание, не будет чувствовать себя обделенным. А он чувствует, потому и отказывается от свитера. Да если понадобится, она за него…
