— А что же не скучно?
— Да вы не обижайтесь, — сказал Сергей. — Я же не о вас лично говорю. И не о себе. Что не скучно? Это каждый сам выбирает. Впрочем, выбирают немногие. Те, кто вообще способен; всерьез задумываться об этих вещах. Их считанные единицы. Большинство живет как трава растет, им для веселья и ощущения полноты жизни вполне хватает вашей живописи и вашей музыки. Им ничего другого и не надо. Так хорошо проснуться утром, а стол уже накрыт, и пирог кем-то испечен. Подходи и ешь.
Антон Вениаминович увлекся разговором, его чистое лицо покрылось розовым глянцем, глаза заблестели. Наоборот, Вера Андреевна насупилась. Ей очень шло выражение сдерживаемого зевка. Ей все шло. Она была прекрасна.
— Милый Сережа, — сказала она протяжно. — Как ты легко судишь обо всем. Так легко судят или полные невежды, или озлобленные люди.
— А он людей вообще презирает, — заметил весело художник. — Верно, Сергей?
— Да уж, честно говоря, не испытываю к ним особой любви. Человечество чересчур разрослось, причем, как бы это сказать, за счет ботвы. Если завтра две трети людей исчезнут, ничего особенного не случится. Только воздух станет чище.
— Ужас! — похоже, Вера Андреевна действительно испугалась. — Ты говоришь это всерьез?! Не может быть!
Наступило молчание. Боровков оглядывался с видом победителя.
— Любопытно, любопытно, — Антон Вениаминович все же решил продолжить тему, но уже без прежнего азарта. — Рассуждения ваши, Сережа, мне понятны и печально знакомы. Но тогда встает неизбежно вопрос о смысле существования вообще, в целом, так сказать. Допустим, искусство изжило себя, а человечество проросло в ботву. Но, как вы сами намекаете, не все человечество. Остались, по крайней мере, вы лично, студент технического вуза, и, наверное, подобные вам, дальновидные, не ведающие сомнений молодые люди. У вас же должна быть какая-то цель? Для чего-то вы себя готовите? Вот интересно бы и про это узнать, если можно.
Боровков в приятном обществе как-то разомлел и подумал, что ему будет очень трудно уйти из этой квартиры.
— Трудно объяснить. Цель, конечно, должна быть, вы правы. Но цель может быть и абстрактной, не вполне, точнее, конкретной. Недавно я встречался с замечательными людьми, людьми-рентгенами. Поначалу думал, обыкновенные шулера, но потом засомневался. Эти люди-рентгены сумели искусственно ввести себя в некое помутнение рассудка, когда вера в свои сверхъестественные способности как бы материализуется. Разве это не благородная цель — поверить в свои сверхъестественные силы? Или другое, — Боровков не сводил настороженного взгляда с Веры Андреевны, она точно задремала в кресле и глаза прикрыла. — Если есть люди-рентгены, то почему бы не быть людям-аккумуляторам? Человечество болеет некой злокачественной духовной болезнью, чтобы излечиться, ему нужно накопить в себе новую продуктивную энергию, создать колоссальный нравственный потенциал, ибо прежний почти исчерпан. На это понадобится время. Но процесс идет полным ходом, надо только приглядеться без предубеждения. Новый уровень осознания мира зародился не сегодня и не вчера. Он исподволь зреет в умах вашего, и моего, и следующего поколения… Нет, не сумел объяснить.
