Нас там нет - Лариса Бау

Эта жизнь, про которую вы тут начитаетесь, изначально произошла в Ташкенте в середине прошлого века.

Ташкент — это такой большой восточный город. Там дыни, виноград, персики, там плов варят, там жарко летом, снег зимой, а речки всегда полны ледяной воды, потому что они текут со снежных гор.

Раньше туда простирался Советский Союз, теперь там другая, в общем, неведомая мне страна.

Я родилась в 1953 году, Сталин уже умер, но народ еще не оправился от ужаса. Постепенно мир наполнялся осторожной свободой, и я росла как раз среди этих людей, слегка вздохнувших после тирании и большой войны. Так что судьба была милостива ко мне, и я благодарна ей именно за эти «минуты роковые». Могло быть куда хуже.

Мы были разнонациональные дети, вытряхнутые в это место из разных исторических мешков. На то время у нас была lingua franca[1] — русский язык. Было братство бедности. В школе нас учили быть одинаковыми, послушными и стремящимися. Во дворе мы сами учились озорству и свободе. Дома пытались ко всему этому прибавить нежности и защиты. «Ах, золотые времена, детство, невинности счастья, несмотря ни на что». Да ни фига, вранье это. Всякое бывало, страх, и неотвратимая тревога, и печаль проникали в нашу ежедневность в преддверии взрослого осиротения.

Тогдашний Ташкент — это Вавилон, исчезнувший быстро и даже обидно. То есть дыни и виноград остались, а дорожки, посыпанные красным песком среди вечернего благоухания роз, исчезли. И мы исчезли оттуда.

Вот сидим теперь в разных местах Земли, вспоминаем, плачем, смеемся. И после нас уже некому будет вспоминать.

Для тех, кто придет после, это будет историческая фантастика. Ну и пусть.

В 1957 году очередной вождь, будучи в расцвете сил, простил нас за грехи предыдущего вождя и переселил из подвала в квартиру в большом четырехэтажном кирпичном доме.

Процесс вселения напоминал Французскую революцию: галдели, толкались, размахивали документами.

Я сидела на детском стульчике во дворе, бабушка сказала: сиди тут, а то задавят. Задавление от общих чувств — периодически необходимое явление для человечества. Как я потом поняла, иметь общие с человечеством чувства бывает и безопасно, но тогда я об этом не знала, хотела обратно в свой любимый подвал под стол.

Наконец революция совершилась, меня позвали. Старики ликовали. Дедушка никогда не жил в таких хоромах. Бабушка до революции жила в тааааких хоромах, тааком дворце, что вспоминать об этом было опасно и неприлично.