Вначале Игнат там, у садов, озлился, ревность взыграла в нем — пришлый человек, семьянин, путается с его хуторянкой, а потом, позже обрадовался. Раньше председатель не упускал случая при встрече упрекнуть Игната-единоличника в отшельнической жизни, посмеяться над ним, пригрозить шутя большим налогом. Теперь он молчал. Молчал и Игнат, как бы нося наготове камень за пазухой.
Уже давненько Демочка не заглядывал к брату, а после покоса как-то заявился под вечер. Тихо притворил дверь, огляделся, будто зашел впервой.
— Братка, пойдем в клуб. — Демочка невинно хлопал белыми ресницами.
— Что я там забыл?
— Приедут инструкторы из Донисполкома. Из района кое-кто. Будут рассказывать про землю, про законы. А потом — кино. — Говорил братишка тихо, доверительно, поглядывая по сторонам, будто боялся, что его услышат другие.
— Обойдусь. Землю я и без них знаю, а законы новые на своей шкуре испытал. Что было — видали, что будет — увидим. Ну, как Ермачок?
— Выздоравливает. — Демочка наклонился, зашептал: — Любава будет.
Игнат нахмурился. Запустил пальцы в волосы, склонился, засопел. Любава приедет. Вот так. И теперь только Назарьев почувствовал, что боится встречи с ней. Боится не Любаву, а самого себя. А вдруг не сдержится, кинется к ней, обнимет… а может, схватит цепкими пальцами, тряхнет и потом, потом… А увидать было любопытно.
— А-а… зачем она?.. — спросил, не глядя на братишку.
— Должно быть, тоже высказываться будет.
— Она… в чине каком или?..
— Учительница в районном городке. И депутат. Наш депутат.
Демочка ждал, не сводя с брата пристального взгляда. Игнат чувствовал этот ожидающий взгляд, но молчал, ему не хотелось выдавать своего волненья, боли своей и тоски. Неуверенно, тихо пообещал:
— Приду… может быть…
Не удержался, вышел поглядеть со стороны. Стоял, прислонясь к стене сарая. Мелькнули гривы коней, белый платок над плетнями. И — знакомое до боли лицо. Она — Любава. Подкатила к клубу на линейке, кучер натянул вожжи, председатель подал Любаве руку, и сразу землячку окружили хуторяне.
Задрожали у Игната пальцы, дыханье перехватило. Боялся — с собой не совладеет, к клубу пойдет. Расступятся люди… Нет, не надо, не надо…
Игнат шмыгнул в сарай, схватил сеть, сбежал по тропке к берегу, прыгнул в лодку, отпихнулся веслом. И — легче стало, вроде с бедой разминулся.
Лодка бесшумно резала черную гладь воды. Справа серел крутой голый берег, иссеченный неровными овражками и буераками, слева темнели сады и левады.
