То злобные, то умильные плелись воспоминания. И как уж не раз бывало — видел Игнат отчетливо ярмарку, первую встречу с Любавой. И теплее становилось на душе и не хотелось вспоминать свадьбу и все, все, что было потом.
Игнат бросал сеть, глядел на белые всплески воды, потом осторожно подтягивал шнур, выбирал рыбу и затихал, прислушиваясь к неясным шорохам в садах. На крутом бугре тоскливо затянул песню девчоночий голос:
Для чего я на свет родилася,
Для чего родила меня мать.
Для того, чтоб с приютом познаться
И приютскую жизнь испытать…
Плыла песня над темной гладью воды и гасла в камышах и вербах. «Вот она, жизнь новая и песни ее новые… — угрюмо думал Игнат. — Лишились дети отцов-матерей и крова родительского от жизни такой…»
А в полночь Назарьев услыхал, как линейка вывернулась из-за дуба и направилась к мосту. И донесся хохот ее, Любавин звонкий хохот. Не спутал бы ни с чьим иным. Когда-то вот так же непринужденно она хохотала, вспоминая драку Сысоя и Дмитрия. Тогда Игнат был рядом с нею. Когда-то… давно… А над кем и над чем она смеется нынче?..
Назарьев проводил быструю линейку ненавидящим взглядом, бросил весла. Лодка, тихо покачиваясь, плыла по течению. «Ничего, когда-нибудь да свидимся, — успокаивал себя Игнат. — Сведет судьба один на один, и вот тогда… Эх, жизнь вот не удалась, а теперь и вовсе опору из-под ног выбила, а не то все было бы по-другому… Я теперь вроде как на худой кляче переезжаю вброд речку. Еду-еду, а берега не видно и в холодную воду ступать не хочется».
Лодка ткнулась в густой камыш, Игнат очнулся, взял совок, зачерпнул воды, выпил жадно весь совок. Взялся за весла.
…Тягостно на окрайке хутора. Холодно. Тоскливо. Во флигеле будто в огромной клетке. Утром слышатся голоса, топот, скрип телег, потом все стихает до вечера. Что только не вспоминал из своей жизни Игнат, какие не мурлыкал песни, чтобы забыться…
Давненько, с троициного дня, не был он у Совета, на людях. Приоделся, вышел под вечер. Остановился у Совета, и зарябило в глазах: на куренях, на сараях, на лавке, в какой торговали керосином — лозунги на красных полотнищах, буквы — аршинные. Игнат начал читать: «Развернем шефство…», «Довести твердые задания»; «Ударим по расхлябанности»; «Изолировать остатки классового…»; «Все на борьбу с сусликами…» Усмехнулся Назарьев. Не было такого на хуторе даже в развеселую пору нэпа.
Председатель собрал все до кучи, везде поспеть хочет, всех занять, всех обязать, всем напомнить.
