В канун бабьего лета | страница 119
Игнат с неприязнью глядел на крепких разомлевших казаков, что вспомнив былое, слезу пускали, клялись в верности, и думал: «И я такой бывал… на том хуторке… А может, и того хуже…»
Иной раз в такую компанию попадал Матвей Кулагин. Ходил он неделю опухший, на себя непохожий. Лицо его походило на тугой сдобный кусок теста, в каком тупым ножом сделали вмятины.
Жаловался:
— Живу я, братцы, худо. В долгах, как кобель в репьях.
— Небось кому должен — спрашивают, здоровьем интересуются? Позавидуешь тебе.
— Ха-ха…
— Эх, жизнь, — вздыхал Кулагин. — А бабы — стервы. Когда в моих карманах денежка звякала, зазывали, вино на стол ставили. А теперь отворачиваются, будто сроду не знакомый я им. Сволочи.
— Плюнь ты на них. Друзья есть.
Глаза у Матвея делались виновато-добрые, как у собаки, что постояла на задних лапках, а ей хлеба не дали. Матвею наливали.
— Выпей. С морозу-то…
— Гы-гы…
Кулагин брал стакан правой рукой, а левой брался за затылок и медленно, не кривясь, выцеживал стакан. Уж в какой раз обсказывал он свою недавнюю историю.
— Подарил мне, ребята, дядюшка на радостях улей. Разводи, мол, пчелок, ешь медок, здоровье поправляй. А я ить с ними, чертями, не знаю, как заниматься, с какого боку к ним подходить. Хотел рамки поглядеть. Пошел в сарай, надел старую стеганку, треух обшарпанный, сапоги. С дымарем, стало быть, в руках крадусь к улью. А сзади кобель мой, дурак, прости господи, принял меня за вора, да как сиганет мне на спину. Упал я на улей, а из него — пчелы. Тучею.
— Выпимши был?
— Да немного.
— То-то…
— А кобель твой — верный.
— Плесни, что ли… Да немного — не хворать бы потом.
— Умная голова на похмелье не болит.
Гуляли казаки, до хрипоты орали в проулках песни, не заглядывая в завтрашний день.
Но редко когда гулянки кончались без скандала и драки. Кто-нибудь вдруг уж в потемках, казалось из-за мелочи, начинал:
— Ты, Михей, сопляк, к моей Нюранке не лабунься. Не хочешь яблочко есть — не рви. Понял?
— Серега, спасибо тебе, что сестру мою помиловал — в жены не взял. Злая ваша породушка.
— Кузьма, а чего ты мне не налил? Обнес почему? Сволота! Был я у вас в работниках, ты недоплатил мне два пуда зерна. И теперь обносишь?
— Кто старое вспомянет…
— А вот я не забыл.
— Бери, пей хоть всю бутылку.
— А мне не надо всю. Гады вы…
— Ну-ну, ударь, ударь, я те…
Поднимались, били друг друга наотмашь. Из-под ног летели недоеденные куски хлеба, порожние бутылки. Сысой Шутов и Матвей Кулагин, обрадованные случаю поглядеть на драку, подзадоривали: