— Кр-рови не вижу, кр-рови…
— Бей в живот, бей ногою…
Игнат лез разнимать драчунов, одернуть его никто не осмеливался.
Как-то вечером хуторской гость из бывших матросов переполошил гуляющих казаков. Вышел он к Совету — у кого-то из хуторских застольничал, — потолкался у лавчонок, потом закричал во всю глотку:
— Опять кулаки головы подняли! Опять сволочи нашу кровь пить будут! За что воевали?! За что жизни клали? — Он рвал на себе рубаху, показывая полосатую тельняшку. — Поснимаю головы кровопивцам!
А рядом бурлила, плескалась другая жизнь. Комсомольцы устраивали воскресники — чистили проулки и улочки хутора шутя, весело и скоро, возле Совета на полянке, где, бывало, играли в орлянку, строили библиотеку, на окраине хутора копали силосные ямы. Вечерами с клубе устраивали концерты, танцевали под гармошку допоздна.
В хутор заявилась Нинка Батлукова — в кожаной куртке, в красной косынке. Дом свой заколоченный распечатала, печь затопила. На другой день подалась помогать хуторскому лекарю больных лечить. «На фершала выучилась», — с почтением заговорили о Нинке хуторяне.
Демочка мыкался по хутору в заботах — устраивал на житье молодых учительниц, что приехали учить грамоте детей и взрослых. С газетами под мышкой торопился к коммунарам в поле. С одной из учительниц, черной, полногрудой, видал Игнат, братишка вышагивал к клубу.
Ермачок то хватался за топор и ошкуривал бревна на стройке библиотеки, то с незнакомыми городскими специалистами шел к силосным ямам, над какими начали возводить каменные башни. Наведывался на Назарьевскую мельницу, где устанавливали нефтяной двигатель. При встречах с Игнатом улыбался хитровато, будто знал что-то потаенное и не осмеливался или не хотел сказать. И когда разбушевался бывший матрос, Ермачок, проходя мимо, заметил сожалеюще:
— Головы снимать он научился, а вот хозяйствовать…
— Не далеко глядит, — поддакнул председатель Совета.
Не понял Игнат ничего из этих слов. Не понимал он ту вдруг завертевшуюся перед глазами бурную жизнь. Что случилось с людьми? Куда идут? Припоминал он рассказы тамбовского красногвардейца на хуторе Суходольском и недоумевал — или тот врал, или ничего не понимал, или его обманывали. Многие радуются такой жизни, но радуются по-разному. Сысой поджидает своих, что «поджимают где-то», другие говорят, что такая жизнь — твердая и верная линия Советской власти, есть такие, что утверждают диковинное — мол, Советы власть взяли, а что дальше делать — не знают. Живи, кто как умеет и как захочет.
