Нинель Марковна звонит Сэму по утрам, не дает просыпать, часто приезжает с другого конца города готовить и убирать в захламленной берлоге, изобретает витиеватые нравоучения и новые способы давления, в общем, всячески «трахает мозг». Тщетно. Пропасть между ней и младшим из троих детей семьи Вайнштейн стремительно увеличивается. Сэм еще глубже погружается в мир иллюзий, болезненно и враждебно реагируя на любые попытки вмешательства. Почему он таким стал, а главное — когда? Нинель Марковна не знает. И часто выспрашивает у мужа, возможно, недоступные женскому сознанию причины. Лев Георгиевич отмахивается. В перерывах между научной работой и международными конференциями ему меньше всего хочется заниматься делами семьи. Да и никогда не хотелось — как полагается ученому-консерватору, он передал воспитания детей и домашние обязанности жене. Теперь же его удивляют докучания Нинели Марковны в свой адрес. Что он может? Отдал же Сэму однушку матери в спальном районе города, вполне достаточно. Лев Георгиевич считает свой отцовский долг исполненным целиком и полностью. «Каждый живет так, как он хочет», — часто произносит мужчина, потирая ребром указательного пальца горбатый, сильно выступающий нос с волосатой мясистой родинкой на крыле, а потом утыкается в очередную революционную статью. И правда, с двумя старшими детьми никаких проблем никогда не возникает: сын — успешный бизнесмен, обладатель норвежского гражданства, часто вывозит отца на швейцарские горные курорты; дочь — замужняя фрау, баронесса по титулу и счастливая мать двоих близнецов, которая устраивает родителям медтуры по всем известным клиникам Европы. Лев Георгиевич доволен, а что Сэм? Каждому свое. Нинель Марковна просто чрезмерно щепетильна и навязчива. На этом мысли главы семейства перемещаются с дел бытовых на куда более интересные и глобальные, например, на проблему влияния антибактериальных агентов при формировании и жизнедеятельности биопленок Staphylococcus epidermidis 33. Нинель Марковна же не солоно хлебавши возвращается к терзающим, но безответным переживаниям.
У Сэма, который сейчас топает по направлению к метро, существуют ответы на все вопросы матери. На каждый. Но он бы никогда не догадался их озвучить. Диалога ни разу не устанавливалось. Мать и семья сосуществовали в своем мире, а Сэм — в своем. С детства. И если парень, еще ребенком, когда-то высказывал собственные мысли, то потом уже нет. Слишком четко усвоил стандартный набор ответов: «ты все придумал», «тебе так кажется», «у тебя все не как у людей» или доморощенное «нам виднее, что ты на самом деле думаешь или хочешь». Сэму раз и навсегда расхотелось сближать измерения их существований. А зачем? Он четко понял — сделай он шаг навстречу, то по лбу его ударит железная стена непонимания. По сути, Сэм еще с малых лет познал прелесть погружений в мир собственных иллюзий и, единожды вкусив подобную прелесть, навсегда пристрастился.
