Алекс жил один, его родители давно умерли, а сестер или братьев не было. Так что квартира в три комнаты в центре Васильевского острова была в нашем полном распоряжении. Кроме тех дней… когда в моей голове звучала песня Cradle of Filth «The Death of Love» и нас посещал Боря. Молодой племянничек Алекса обитал где-то под Саратовом и изредка наведывался к нам в гости «потусоваться» в северной столице. Как я его ненавидел…
Мало того, что он обладал непревзойденным умением показывать свою саратовскую звездность и модность, так что рядом с ним я невольно начинал себя чувствовать пылью у ног Его Величества. Так еще и из-за него я вынужден был ютиться на узкой раскладной кровати в комнате, служившей кладовкой, потому что ни для каких других целей этот трехметровый квартирный карцер использовать было нельзя.
Алекс скрывал ориентацию.
Маленький побег от очевидности. Я мог понять, и даже должен был — в Саратове родня, они люди старой формации и просто не осознали бы в силу своего образа жизни «иной любви». Алекс не хотел дурной молвы, а тем более лишние проблемы были совсем ни к чему. Ребята вроде нас рано узнают злобу людских языков.
Я все понимал, но не принимал и, естественно, страдал.
Ведь меня скрывали, прятали в самый пыльный и темный уголок реальности, на задворки жизни любимого человека, как прячут ненужную вещь в кладовую. Ха! Да я и был вещью в кладовой.
Для Бори создали легенду о друге из Симферополя, с которым Алекс учился в одном университете. Меня де выгнали с работы, а за квартиру платить нечем. Вот меценат и благодетель Алекс пустил переночевать, а я наглец остался.
Естественно, маленький поганец Боря вел себя так, будто я не человек, а мусор, и всячески давал мне понять, что я приживала и здесь лишний.
Прошло одиннадцать месяцев наших с Алексом отношений. И вместо подарка на «день отношений» к нам в очередной раз заявился Борис. Аааа! Взрыв мозга! Я готов был петь фальцетом «The Dance» от Within Temptation, стоя на крыше в кокошнике, лишь бы этот приезд оказался миражом… Но «увы и ах», судьба не столь благосклонна.
— Он не на всю жизнь, — говорил мне Алекс, помогая застилать новое тесное ложе.
— Я надеюсь, и все же… Мне будет неприятно, — я корчился от неподатливой наволочки и уязвленного самолюбия.
— Потерпи.
Алекс, видя мое беспокойство, не испытывал ни грамма эмоций.
— Но он ведет себя со мной так, как будто я бесправное существо.
— Он думает ты бесцеремонный нахлебник. Как ему еще вести?!
