Звук твоего сердца | страница 17



Истеричный крик женщины вывел меня из ступора. Окровавленная дама носилась возле вагона, из ее уст звучало чье-то имя. Вторая женщина попыталась ее успокоить, но без толку, женщина билась в припадке, как дезориентированная ветрами синица стукается о стекла домов. Вот оно — горе людское в чистом виде. Великая и страшная картина — наблюдать чужие смерти.

Я отшатнулся.

И тут меня буквально ударило током, он прошелся по телу и достиг глаз. Дрожь. В обломках металла торчала искалеченная рука. Красные капли успели запечься, они склеивали черный кожаный ремешок, обмотанный вокруг запястья. Только кулон пазл остался нетронутым.

Я судорожно перебирал в руках свой кулон, болтающийся на шее. Точный брат близнец украшения мертвеца. Алекс… Нет! Нет… нет. Это не мог быть он. Зачем? Неужели понял, куда я делся, купил билет и ринулся за мной? Только не Алекс… или я что-то пропустил…

— Алекс! Алекс!!! — завопил я и кинулся к поезду. Разум отказал, я просто хотел добраться до покойника, раскопать, удостовериться. Теперь я понял ту женщину. Я почти добрался, как меня подхватили под руки и стали оттаскивать. Спасатели пытались меня унять, но тщетно, я орал, вырывался, рассыпался бранью и выл. А потом внезапно наступил покой, отзываясь в плече укусом шприца.


Я очнулся в больнице в сильнейшем нервном истощении. Мое тело выжило, но я потерял нечто большее. Звуки умерли, я больше не слышал музыки в своем сердце. Часами я смотрел в потолок, пока за мной не приехал отец, но дома ничего не изменилось, я все так же бесцельно смотрел в одну точку. Родственники стали шептаться, мол, я стал «дурачком». Но как они заблуждались!

Все это время я думал… каждую секунду… Алекс… Он ли лежал под обломками поезда? Кинулся ли он следом за мной? Я не знал ответа. И не хотел его знать… до сих пор я не могу заставить себя посмотреть списки погибших в той катастрофе. Не могу!

Не хочу верить, что фатально ошибался насчет Алекса. А что, если он любил меня? Быть может, за своими подсознательными монстрами, предрассудками и страхами, я просто не замечал его чувств? Если так… на гладкую поверхность столика упали две капли. Забота Алекса, его поступок той ночью, когда у нас ночевал Борис, нежность, которую он мне дарил… разве все вместе не свидетельствует о глубоких чувствах? Разве этого не достаточно для веры ему… в него… в нас… А я вел себя, как несмышленый ребенок. Придумал кучу условностей между нами, приписал Алексу те черты, которыми он, быть может, никогда не обладал, и создал ему образ. Но вдруг, это было лишь моей иллюзией, и он никогда не являлся коварным искусителем? Моя собственная слепая гордыня мешала счастью и застилала глаза, из-за нее я не видел любви Алекса, его заботы и не мог наслаждаться временем, отведенным только для нас двоих. Получается…