Слезы застили глаза и беззвучно падали на одеяльце, в которая была завернута малышка. Ах ты, доля бабья, горькая! В самом начале жизни — и такая неудача! Только бы хватило сил одолеть все превратности судьбы и выстоять, снести до конца грозныя удары. И все это ей одной — с ее хрупкой фигурой, слабыми руками, не знавшими тяжелой работы.
Вероника пока не верила в окончательный разрыв, но чувствовала сердцем — к этому все идет. «Ну что ж, лучше раньше, чем позже,— сказала она себе,— так жить нет никакого смысла». Конечно, хотелось бы вместе подрастить дочку. Что она одна — без помощи мужа, без денег?
...Жорес в это время катил троллейбусом к Рите. Он намеревался пожить у нее недельку или две, а там перебраться в общежитие, С аспирантурой ему здорово повезло. На кафедре журналистики работал хороший его друг, и Ляховского, как говорится, приняли на «ура». Все слышали об этом журналисте, читали его очерки, статьи. Удивило их лишь одно: зачем человеку место в общежитии? А тот объяснял: дома грудной ребенок, невозможно собраться с мыслями. Наука есть наука, она требует полной отдачи...
Жореса выслушали и пошли на уступку. А он о большем и не думал. Пусть теперь Нимфа кусает локти! Прикидывалась наивной, а в действительности, видно, только и мечтала, как бы покрепче привязать его к семейной колымаге. Нет, еще не родился тот человек, кто смог бы на нем ездить... Не таков Ляховский...
Теперь перед ним была программа-минимум: жить тихо, скромно, все основное время отдавать науке, изредка пописывать в газеты, чтобы иметь приработок к скромном аспирантской стипендии, а главное — приглядываться к аспиранткам с готовыми диссертациями на руках, даже к кандидатам наук, у которых уже есть все, кроме мужа...
18
Но пора вернуться к капитану Пашке Корицкому, которого мы оставили в троллейбусе, когда он увидел в окно Веронику Живулькину.
Он хотел было выйти на следующей остановке, но передумал — кто знает, что за человек шел с ней? Возможно, муж? Была бы Вероника просто знакомая, тогда ничего. Но Пашке казалось: всему миру известно, что она значит для него. Поэтому он ехал дальше и мучительно раздумывал: что делать? На широкой площади — кажется, эдесь прежде была Комаровка,— у большого здания на углу он заметил зеленую будку горсправки. На ближайшей остановке вышел, вернулся к будке, у круглого окошка которой толпилось человек шесть.
Перед Пашкой стояла средних лет женщина, со вкусом одетая, с черной хозяйственной сумкой в руках, и нетерпеливо поглядывала на часы. Когда подошла очередь, она наклонилась к окошку и спросила усталым голосом:
