— Гляди в оба! — вдруг крикнул офицер.
Он увидел, как из лесу выползла густая темная масса. Тотчас же началась ураганная пальба. Словно смерч прошел над мельницей. Отвалился еще один ставень, и в зияющее отверстие окна влетели пули. Двое солдат покатились на пол. Один из них уже не шевелился; его отпихнули к стене, чтобы он не мешал. Другой бился в судорогах, прося, чтобы его прикончили, но никто не обращал на него внимания. Пули всё сыпались; каждый старался укрыться и найти бойницу, откуда можно было бы стрелять. Еще один солдат был ранен; этот не вымолвил ни слова и с безумным, остановившимся взглядом припал к столу.
Вид мертвецов! привел. Франсуазу в ужас: она бессознательно оттолкнула стул, на котором сидела, и опустилась на пол, прислонясь к стене; она чувствовала себя здесь менее заметной и в большей безопасности. Тем временем со всего дома собрали матрацы и снова наполовину заложили окно. Комната наполнялась обломками, разбитым оружием, распоротой мебелью.
— Пять часов, — сказал командир. — Держитесь. Они теперь попытаются переправиться через реку.
В это мгновение Франсуаза громко вскрикнула. Пуля, отскочившая рикошетом, слегка задела ей лоб. Выступило несколько капель крови. Доминик посмотрел на нее, потом, подойдя к окну, в первый раз выстрелил и с этой минуты уже не отходил от окна. Он заряжал, стрелял, не обращая внимания на окружающее, и только время от времени бросал беглый взгляд на Франсуазу. Он, однако, не торопился и тщательно прицеливался. Как командир и предвидел, пруссаки, прячась за рядами тополей, делали попытки перейти речку, но как только один из них решался выступить, он падал, пронзенный в голову пулей Доминика. Командир, следивший за этой игрой, был в изумлении. Он похвалил юношу, сказав, что был бы счастлив иметь побольше таких стрелков. Доминик не слышал его. Одна пуля задела ему плечо, другая контузила руку. А он все стрелял и стрелял.
Еще двое были убиты. Разодранные матрацы уже не защищали окон. Казалось, еще залп — и мельница будет снесена. Положение становилось нестерпимым. Однако офицер твердил:
— Держитесь, держитесь… Еще полчаса.
Теперь он уже считал минуты. Он обещал начальству задержать противника до вечера и не хотел ни на шаг отойти ранее часа, назначенного им для отступления. Он был все так же добродушен и улыбался Франсуазе, чтобы приободрить ее. Он поднял ружье убитого солдата и сам начал стрелять.
В комнате осталось только четыре солдата. На том берегу Морели появилось множество пруссаков, и было очевидно, что с минуты на минуту они переправятся через речку. Протекло еще несколько минут. Командир упорствовал, не желая отступать, как вдруг прибежал сержант и доложил:
