И постановили: господин писарь, как это ни прискорбно, десять ведер пива проиграл, учитель — его счастье! — выиграл... Пили виленское пиво в два приема. Первый раз — когда собрались мирить Довбёжку с женой: поедом ела баба из-за этого злосчастного пари, и он ее избил. Во второй раз пили, провожая учителя: начальство перевело его в другую школу, похуже брудянишской, со строгим предупреждением никогда больше не повторять подобных педагогических экспериментов.
***
Ни к селу ни к городу была моему дедушке эта грамота... Думал он, думал и ничего лучшего не придумал, как начать судиться. Вот и завел тяжбу с сельским обществом Жебраковки, потребовав возвращения своего надела. А общество по какому-то там праву, записанному или традиционному, давно присвоило его надел и теперь уперлось: не отдавать. Тем более такому неблагодарному: хату человеку перевезли, поставили на новом месте, ровно девку выдали замуж, а ему все мало.
Суд тянулся, по тем временам, не сказать чтобы долго: примерно годов восемь». И все с переменным для дедушки счастьем: то надел присуждали ему, то отсуждали... Но в определенных случаях дедушка был очень силен духом. Ради своей идеи ничего не жалел. Пораспродал все, кроме хаты. Случалось, уплатит гербовый сбор — и сидит с женой и сыном на одном хлебе (а вкусном, когда его мало).
Но ведь, чтобы судиться, нужно что-то иметь. И дедушка оставил невыгодную должность школьного сторожа — нашел заработок получше: на железной дороге, которую тогда прокладывали от Петербурга до Варшавы. Он и бабушку таскал туда с собой. На перегоне Двинск — Вильно, считай, все песчаные выемки, все насыпи на болотах — их рук дело... Зарабатывали хорошо, без хлеба не сидели... Разделение труда ввели: бабушка накопает тачку, дедушка отвезет. Случалось, и она возила — показать, что тоже не лыком шита. Даром что козявка, а покатит тачку — народ диву дается. А она и накопает, и отвезет, и найдет время болтушку сготовить на щепе, и лапти посушит, и все дыры залатает, и в голове у дедушки и у сына поищет.
На лето хату запирали — отец мой тоже уходил с ними. Он уже помогал им, особенно вечерами, когда с болота налетали комары и мошкара. Накидает в костер еловых лапок — дым от них густой, едкий, здорово отгоняет мошкару. А то примостится возле отца с матерью и размахивает веточкой, чтобы мошкара не пила кровь.
***
Уже и железную дорогу построили, а дедушка все судился, все не сдавался. Сидел и под арестом: то за оскорбление судей, то другого начальства. А ведь довел-таки дело до Сената.
