Поезд пошел на подъем. Замедлили бег вагоны. Островки вдоль дороги застят даль. Ольшаник и березняк... Кустики невысокие и густые...
Переезд, будка, шлагбаум. Маленькое поле, засаженное картофелем. Стожок сена. Ручей, большое болото — с рогозом, калужницей, лилиями.
Женщина с синеньким флажком стоит, а вокруг нее, уцепившись за подол, дети. Милые, славные дети!
У края болота, на луговине, поросшей желтым лютиком, девочка в материнском капоте пасет бурую, с большим выменем и сломанным рогом, корову. Из васильков, ромашек и колокольчнков сплела венок, улыбается. Глазки, словно те же цветочки, на окна вагонные смотрят...
Ой, деточка моя, сестричка моя! Уж никогда не вернется прекрасная пора детства моего. Спасибо тебе за улыбку твою светлую. Глядя на девчурку, я вспомнил свои юные годы, своих братиков, сестричку...
Где вы, годы мои, когда бегал я с малышами без всяких тревог и забот? Где вы сейчас, друзья-товарищи? Одни терпят муки жизни, другие на лесной опушке, под покосившимися крестами, под белыми березками нашли вечный покой.
Дальше, дальше. Где-то позади осталась будка у переезда. Мох и мошок, болотца, кочки. Скошенная травка. Стожки стоят среди корявых сосенок на трясине. Кочки, кочки... А где посуше, там девчата в широких легких юбках, с граблями в руках. Их кружок — словно букет цветов: красных, синих, белых. Хохочут, шутят, платочками машут.
Лес большой, густой. Трепещет сизая осина. Колышется гибкая, стройная, как девушка, белоствольная березка. Дубок припал к земле среди поседевшей травушки, а глубже в лесу ельник зеленеет. За гулом колес не слышно и пения птиц, только видно — прыгают в ветвях. Гриб сидит у дороги. Тропинка узкая вьется. Человек с ружьем — лесник местный.
— Тру-гу, тру-гу, ту-ту-гу...— сквозь шум паровоза слышно, как трубит веселый пастуший рожок, навевая приятную грусть...
Почему грущу, услышав знакомые звуки? Не далекое ли детство мне свой голос подает?
Милая песня!
Почему же грустно мне? Откуда печаль моя, откуда тоска по невозможному и недосягаемому?
Земля родная! Нельзя жить на тебе без тоски. С печалью родился... Неужто с нею и в могилу лягу? Так у нас повелось, так было от века...
Ну, довольно! Прости меня, брат, за это слишком длинное лирическое отступление, на твой взгляд, быть может, и вовсе ненужное, и жди письма уже из Вильни, нашего славного стольного града Вильни, который я увижу через несколько часов. Жду этой минуты с каким-то замиранием сердца...
