Даже сейчас я не могу спокойно читать этот «детский плач». А может, мне льстило, что он так рванулся за мной? О, конечно, не без того, но главное — не это…
Все, что происходило с ним, отзывалось во мне непостижимым образом. Словно пуповина какая-то связывала. Пуповина? В отношениях «мужчина — женщина» — пуповина? Ах, случайных слов не бывает…
* * *
«…Игорь, каждому из нас больно своей собственной болью. Но когда я читала Ваш рассказ, мне стало больно и Вашей.
Только поймите, поймите же, я не смогу Вам помогать, как раньше, обнаружив, что люблю Вас. Так вот стремительно упала в Вас.
Застигла себя врасплох на чувстве. Вам от меня теперь никакого толка, одна обуза, а я ненавижу быть в тягость.
Что же мне делать, морской волк, что?.. Я не умею выплывать из виртуальных бурь, для меня границы четкой нет меж реальным и виртуальным…».
* * *
Иногда я пишу в дневник то, что приходит в голову мне, но словно бы и не мое.
Что-то такое, создающее холодный фон для всего происходящего. Запись того же дня:
«…И вот что странно, это никакая не любовь меня постигла, я теперь точно знаю, это МОРОК.
Или, возможно, я вкладывала столько сил в то, чтобы его отогреть, отдышать, что полюбила свой вклад в него. Простой механизм — „где сокровище ваше, там и сердце ваше“.
Ну, это хорошо для нас обоих, что я поняла. Объясню, ему полегчает.
Ведь тогда ему можно будет продолжать пастись на моих терапевтических лужках. Ему еще немножко-немножко, и он окрепнет.
Ведь ему и правда хреново живется.
Оттого и ершится, и мечется, и перебирает, и тянется за каждым манком.
Такой жалобный ребенок со своим бортовым журналом. А с меня не убудет…».
* * *
«…Я, кажется, поняла, что со мной произошло, Игорь.
Никакая это не влюбленность.
Это феномен накопления душевных вложений в другого человека.
Просто в Вас перетекла часть моей души, лучшая ее часть, сокровищная.
А знаете же евангельский прототип: „Где сокровище ваше — там и сердце ваше“.
Такой механизм вектора притяжения.
Вот и все.
Видимо, мое существо рванулось за моей душевной эманацией, когда та достигла некоей критической массы в Вас.
А сейчас, когда в голове прояснилось, маятник качнулся назад, никаких других признаков болезни „любовь“ во мне не проявилось, я успокоилась. Я не влюблена.
Вы очень сильный, очень. И достойный. И умный.
Я, конечно, дура — подняла панику, не разобравшись в себе. Но вы, зная, что у меня в анамнезе, понимаете меня, правда же? Страх боли у меня еще долго будет доминировать.
