Это когда речь о неважном, они бестактны. А сейчас они являли сеанс групповой тактичности. Мне стало почти хорошо.
«Те картины, что вы сейчас посмотрели, — продолжала женщина, — я нарисовала очень давно, задолго до этой… травмы».
Наши молчали, не уточняя. Слушали.
«А потом, после… этого случая, я испытывала постоянную сильную ярость. Я хотела все крушить и ломать, крушить и ломать, крушить и ломать…».
Она с усилием сомкнула рот, наклонила голову резко вниз.
«Мой терапевт посоветовал мне вновь купить краски и рисовать. Без кистей. Пальцами. Или просто красками».
«Как это?» — заинтересовались безопасной темой слушатели.
«Вот», — отдернула занавес художница.
«Вот тут нарисовано пальцами».
Силуэты женщин в томных шляпах. Виды только со спины. Они бредут вперед. У одной указательный палец продет в петельку манто, она волочит по полу вечерний драгоценный мех. Все синее и багровое, синее и багровое.
Линии, проведенные пальцем, толсты, а силуэты легки, вот только идут, идут, а не уходят…
«А вот тут нарисовано красками».
Художница показала нам стеклянные большие пластины.
За стеклом ловцы снов похвалялись добычей.
Я видела слепок того ландшафта, который встает перед взором, когда закрываешь глаза, уже ускользая в сон: фиолетовое с золотистыми брызгами море оплывающих древесных колец. Как хотите, так и понимайте. Я вижу именно это, а вы — другое?
Народу активно нравится этот сюр. Народы хотят знать, как это делается.
«О, — говорит женщина, — это просто! Для этого я вас и позвала. Это может помочь каждому. Когда вам очень, очень плохо, нужно взять стеклянную пластинку размером с две открытки. И выливать на нее разные краски. Тонкими струйками — из банок, толстыми червями — из тубов. Можно сыпать сухие краски сверху, серебряную, золотую пудру. А потом надо осторожно дуть на стекло, чтобы краски растекались, как придется. Затем прижать к стеклу бумагу. И осторожно отнять лист от стекла. Промыть стекло дочиста, вытереть досуха. Просушить лист с рисунком. И прикрыть чистым стеклом. Закрепить его, как рамку. Это ОЧЕНЬ помогает».
Я ей сразу поверила.
Представила, как выдавливаю красный краплак.
Кровь моя и плоть.
Поливаю его белой гуашью.
Мечты мои, снежные, нежные.
Сыплю бронзовую пудру.
Не золото, не серебро — так темновато и полудрагоценно мне ощущается все.
Выдыхаю свою душу в картину тонко, округлив губы, — невесома душа, не дрогнут мои краски, лишь бронзовая пудра частью осыплется, частью вопьется сильней в дорожки красок.
