Мы замерли. Мы слагали впечатления в слова, но у нас не получалось. Никак…
Нас ведут пить кофе с тортом в столовую для всех.
Чисто, как в операционной. До. Не после.
Мы притихли от всего этого разнузданного гуманизма.
Мы смутно подозреваем, что некоторым из нас на свободе живется победнее и потеснее. И наши души тщатся обрести баланс и утешение…
А нас все добивают!
— Заработки здесь невелики, — говорит начальник тюрьмы. — Заключенные трудятся на сельскохозяйственных работах в окрестности и получают за свою работу только одиннадцать крон в час.
Быстренько пересчитываем в уме: пятьдесят рублей в час, четыреста в день, да на всем готовом, да в таком комфорте, — ничего себе наказаньице!
Уныло глядим на комнаты для гостей и родственников — четырехзвездочный отель!
Бредем к выходу. В холле к начальнику тюрьмы подходит один из отбывателей, что-то спрашивает, улыбается.
Тут одна тетенька из наших не выдерживает! Она решительно подхватывает флегматичную переводчицу, приближается к парню и спрашивает порывисто:
— Так в чем же ваше наказание?!
Начальник вежливо наблюдает, только ноздри чуть дрожат.
Парень слегка краснеет и, волнуясь, объясняет, что, дескать, стыдно ему тут, и по жене тоскует, и детям сложно объяснить, и репутация потеряна.
— Нет, — настаивает тетенька, — но вот здесь, в тюрьме, в чем же все-таки ваше наказание?!
Парень не понимает сути вопроса, начальник тактично глядит на часы и говорит о делах, мы киваем и идем к выходу.
Парень растерянно смотрит нам вслед…
* * *
«Гражданин! Отсутствие у Вас судимости не Ваша заслуга, а наша недоработка».
Странные у меня ассоциации…
Господи!.. Господи!..
Всю жизнь запросто разговаривала с Богом.
Оказалось, что с собой.
Он-то молчал все это время, знал, что мне и с собой поговорить не скучно.
А теперь вопросы задавать уже неинтересно.
Сколько же я молчала, прежде чем заговорила с Тобой вот так:
— Мой бедный измученный Бог, чередующий «да» и «нет» невпопад, Тебе нынче не нужно мое прощение? За мое недоумье, за боль?
Утомленный, скучающий, разочарованный, хочешь пожить еще в одном теле сегодня?
Се человек. Мужчина. Нерв. Спазм у горла петлей. Вины разные бамбуковой казнью растут сквозь сердце, глаза и рот.
Ты не мог бы устроить ему юбилейный год? Год, когда прощаются долги неоплатные? Год, когда кончается рабство?
Пока он еще любит свободу? Пока дыхание жизни тревожит еще его ноздри? Пока различает он запахи ветра? Пока еще верит…
Стараюсь ни разу не обронить давно надоевшее «дай»…
