Буквенный угар | страница 5

Так не просить, чтобы было дано доброй мерой.

Лукавой жертвенности наперерез, прижми ладонь к моим губам.

Скажи: «Девочка, знаю прежде прошения».

Скажи: «Если даже ты так любишь его, то как же люблю его Я».

Скажи: «Сделайте это. Сотворите свою реальность. И Я улыбнусь вам».

…И сказал тогда мой герой, прочтя после Бога эту мою молитву: «Ключевое слово „сотворите“. Ты — божественная женщина».

И было мне — хорошо. До нашей встречи оставалось два месяца.

А вначале были письма.

У меня сохранились только мои.

У него? Возможно, однажды он поступит так же, как я, и напишет свою половинку романа. Из своих писем. Но это решать — ему.

«…Значит, Вы прожили с тремя женщинами по нескольку лет?

Наверное, это очень трудно… Они были разные, да? Знаете, мой брак можно назвать счастливым, вероятно. Объективно это так. Но сейчас, в сорок лет, мне кажется, что мне было бы лучше жить одной.

Наверное, я непарное существо. Я раньше злилась на слова апостола Павла — убежденного холостяка. А теперь понимаю.

А те лестные слова о моем облике относятся к фотографии, да?

Это фото делал фотограф, о котором я написала рассказ. Поэтому я там такая красотка…

…Емкая формула, впечатавшаяся в сознание во время лекции по современному искусству. Лектор тогда спросил: чем вызван такой интерес к антиквариату у состоятельной публики? Я пошутила, что, мол, скупка чужого старого есть легальное утоление инстинкта к добыче в условиях отсутствия войн. Но лектор серьезно сказал, что люди покупают антиквариат, и покупают задорого, потому что испытывают дефицит реальности.

Я это запомнила и потом назвала так рассказ…»

Он уставал от людей.

Люди приносили ему свои лица и уносили сделанные им снимки.

Фотограф снимал сквозь вуали светофильтров, стараясь пригасить напряженную тупость в глазах позировавших.

Он старался снять с лиц тусклую пленку одного, общего для всех выражения, которое называл про себя «я-никому-не-дам-себя-провести». Просил повернуть голову или наклонить ее слегка набок, стараясь застать момент, когда подлинное, беззащитное «я» выглядывает, как кукушка из часов в половинке каждого часа.

Объектив считывал тончайшие импульсы, ловил слабейшие токи, идущие от каждого лица. Фотограф нажимал на кнопку за миг до того, как лицо успевало измениться, и ловил-таки его драгоценную сущность. Потом нежил облики в фотошопе, вносил невесомые поправки, печатал. В белых конвертах лежали снимки богов — юных, усталых, мудрых, красивых, сильных. Странно, что люди узнавали себя. Его это забавляло.