Листья хрустели и ломались под подошвами, и иногда казалось, будто я иду по тонкому, битому в узорчатые осколки стеклу.
Минут через пять лапы у птицы стали слабеть и подрагивать. То ли стала она уставать, пытаясь удержаться на неровно прыгающем моём плече, то ли осенний холод добрался и до неё.
— Замёрзла? Устала? — с надеждой спросил я. — Может, ну меня на хрен? Полетела бы в тёплые края? Тебе же загранпаспорт не нужен. Махнула бы куда-нибудь в Египет. Или в Тунис. А то и к Индийскому океану. Там хорошо, всегда тепло. Жратвы навалом…
— Нечего мне тут сказки рассказывать! — возмущённо воскликнула птица. — Отделаться от меня хочешь?! Ладно, хоти дальше! Пробуй!
И она издала звук, похожий на сдавленное, булькающее карканье. Словно истошно вопящую ворону макнули в бочку с водой.
Да, в бочку…
На мгновение мне даже послышался отзвук странного, отдающего металлом эха.
— Но не выйдет! Я — умная птичка! Умная! Я всё знаю! Я больше тебя знаю!
Нет, теперь я уже ясно слышал — половинки её клюва при каждом выкрике бились друг о друга с отчётливым, протяжным металлическим звоном.
Эта тварь почуяла недоброе и вновь стала меняться.
То ли росла, то ли…
— Нет там жратвы! Всё с собой везти надо! А в Индии по воронам из ружей стреляют! Я сама видела. По телевизору! Погубить меня хочешь, ирод?!
Она клюнула меня в ухо.
Бог ты мой, какой же прочный стал у неё клюв!
И сама она… Стала как будто тяжелее. Не выросла, нет! Если бы только выросла!
Она менялась! Она становилась другой.
— Мир не меняется, — проворчала птица.
Я качнулся, потеряв равновесие на промёрзшей насквозь, полированной ветром луже — и птица, балансируя, подпрыгнула, взмахнула коротко лязгнувшими крыльями.
И самый кончик махового пера бритвой рассёк мне мочку уха.
— Сука! — вскрикнул я и остановился.
Она стала очень, очень опасной. Её нельзя было нести на себе и дальше.
А если следующим взмахом она перережет мне горло?
Я потрогал разрез и лизнул посолоневшие кончики пальцев.
Старичок в тёплой пуховой куртке, что сидел на скамейке шагах в десяти от того места, где я остановился, вздрогнул и искоса посмотрел на меня.
— Людей вот пугаешь, — укоризненно заметила птица. — Ругаешься опять-таки…
— Слезай! — закричал я. — Немедленно!
Старичок, кряхтя, встал (довольно быстро для его возраста), подхватил упавшую со скамейки тросточку и, пробормотав: «Житья от них не стало…», побрёл прочь.
— Вот и распугал всех, — удовлетворённо заметила птица. — И остались мы с тобой одни. А кто ещё тебя выдержит? Кому ты нужен?
