— Вот! — он в восторге трясёт поднятым вверх указательным пальцем. — Я сразу специалиста вижу. Чем занимаешься?
— Да вот… Пишу помаленьку. Статьи, очерки…
— По-английски?
— По-русски в основном.
— Слышь…
Он лезет во внутренний карман пиджака. Копается, ищет что-то. Лицо его наливается красным. Лоб покрывается каплями пота. Он сопит, дышит тяжело, словно с трудом проталкивая воздух сквозь сжатое напряжением горло.
— Вить, ты заканчивай…
Он отмахивается от жены.
— Вот она!
Виктор вздыхает с облегчением и протягивает мне белый прямоугольник визитной карточки.
— Звони, пловец. По-английски побазарим. Мне переводы делать надо…
«Мудак», — шипит супруга.
«Огребёшь!» — шёпотом же обещает ей Виктор.
Я смотрю мельком на визитку, прежде чем засунуть её в нагрудный карман.
РОЖНОВ
ВИКТОР ПЕТРОВИЧ
Генеральный директор
Наверное, это интересно. Интересно узнать имя первого человека, получившего мой дар. Первого, кому я подарил бессмертие.
Да, крупная добыча. Генеральный директор!
Мой первый друг и соратник.
Или… Скажем по-другому.
Витя. Просто пьяный ублюдок Витя.
Второй покойник, после меня.
Пьяная, безмозглая тварь!
А кто сказал, что избранные выглядят по-другому?
Бледно-грифельная краска с молочными разводами предснегового неба.
Таким был этот осенний день.
По дороге к парку птица молчала. Сидела, нахохлившись, у меня на плече и время о времени сердито, сухо и резко щёлкала клювом.
Я боялся, что она как-нибудь ненароком прихватит мне ухо или, по подлой привычке своей, клюнет внезапно в голову.
Всё время ёжился и дёргал плечом, словно надеясь согнать с него мерзкую тварь, хотя и знал, отчётливо понимал — не сделать этого.
Не уйдёт она от меня. Никогда.
По счастью, прохожие на эти судорожные движения внимания не обращали — день был довольно холодный, и я мог бы дёргаться так от знобящего ветра.
— Хва — тит! — голос у птицы стал похож на глухое, гортанное, отрывистое карканье. — Хва! Дур — рак! Идёшь быстр-ро! Ро! Мне не удер-ржаться!
«Старая карга», — шипел я.
— Не улечу! — неожиданно чётко и ясно сказала птица.
«Утопить бы её», — подумал я.
И пошёл к старому парковому пруду.
Парк тот был бывшей загородной графской усадьбой. Аллеи в ограде стриженых в ровную линию кустов лучами расходились от клумбы, укрытой фиолетово-жёлтым ковром поникших от сухих ноябрьских морозов цветов. Аллеи переходили одна в другую, лишь изредка прерываясь пересекавшими их узкими асфальтовыми дорожками и извилистыми тропинками, покрытыми зелёно-жёлтой, схваченной утренним инеем листвой.
