Лемурия - Александр Владимирович Уваров

Светлана, Светланка…

Глупая малышка, светлый мой, добрый мой человечек.

Как странно, что ты теперь не со мной. Как-то незаметно, совсем незаметно расстались мы, очень буднично и просто.

Может, ты просто вышла на минуту: в магазин, в парикмахерскую, на встречу с подругой, на прогулку в парк…

Не на работу, нет. Ты же бросила этот чёртов офис. Я помню, как ты радовалась, когда ушла с работы и говорила мне, что можешь посвятить теперь всю жизнь…

Вот я улыбаюсь. Иронично… или просто криво и жалко.

Всю жизнью. Мы и не знали, как мало её осталось.

…всю жизнь семье.

«Тебе, болван неблагодарный!»

Это ты говорила нежно, с улыбкой. Гладила мои волосы… Да, тогда у меня этих залысин ещё не было. Была роскошная, густая, чёрная-пречёрная шевелюра. Прямо-таки грива, но не львиная, конечно. У львов-то она жёлто-песочного цвета, иногда соломенно-жёлтого, под цвет саванны.

А у меня вот чёрная была. Такой вот цвет.

Р-р-роковая страсть… Глупость! Боже, какая глупость!

В голове моей темно, сам лампочку выкрутил.

Вот — ушла. Не хлопнула дверь, не застучали по лестнице каблуки. Не было прощального скандала, да и слов на прощание — не было. Вообще — ничего.

Кажется, заснул, или — не заснул даже, а лишь забылся на минуту, и тебя нет. Ну, и где тебя теперь искать? Не знаю, милая, не знаю.

Сижу вот у окна, считаю дождевые капли, гелевой ручкой вожу по блокноту, царапаю бумагу.

И кто знает, сколько вот так просижу, сколько выдержу.

Середина ночи, третий час. Бутылка «Гранта» почти пуста, а я на удивление трезв и ясность мыслей у меня необыкновенная. Хотя, возможно, это только так кажется.

В голову-то лезет всё подряд, какие-то картинки одна чудней другой, и слышу звуки, которых вроде как и нет, и тени на стене скачут забавными гремлинами-дьяволятами, шорох и шум, ветер врывается через полуоткрытое окно, ветер шевелит и бросает листки бумаги по полу.

Помнишь, с десяток лет назад это было? Я пришёл с радостной вестью о том, что крупный издатель, Игнатий Палевич, самолично принял меня и обласкал, назвал восходящей звездой русской литературы (а мне и тогда-то сильно за тридцать было… поздно, поздно начал я «восходить»), обнадёжил и обласкал, и даже выдал мне в полное владение собственную книжную серию.

И подписал я ним контракт сразу на четыре романа…

Помнишь, глупыша? Майский день был, жаркий и душный. Я задержался тогда в издательстве, пришёл в послеобеденную пору. Кажется, в четверть пятого. Может, чуть пораньше.