Он улыбается и поправляет собирающийся в складки на отвисшем животе толстый тёмно-зелёный свитер.
Дядя Миша — приятель папы. Но не этот, не коллега… Дядя Миша — водитель большой машины, он её называет «фура». Фура он иногда оставляет на площадке у дома. Там, у трансформаторных будок. Ближе к дому её не поставишь.
Фура — слишком большая.
Дядя Миша — водитель. Он не работает вместе с папой…
«Это хорошо», — думаю я.
Папа — по строительной части. Так говорит Пётр, мамин брат.
Хорошо. Значит, папа не остался на работе. Если он пил с дядей Коля, значит — он где-то рядом с домом.
Почему-то я сразу подумал, что дядя Миша не просто так меня позвал. Позвал именно для того, чтобы сообщить что-то важное об отце.
— Папаньку ищёшь?! — воскликнул дядя Миша и отчего-то рассмеялся, оборвав короткий смех отрывистым, резким вслипом.
И махнул рукой.
— А он… эта.
Дядя Миша сунул руку в карман штанов, достал красную сигаретную пачку. Постучал ей по тыльной стороне ладони.
— Не куришь? — строго спросил он.
— Нет, — честно ответил я.
— Правильно, — сказал дядя Миша и неожиданно быстрым и точным движением сунул в рот сигарету. — Это знаешь, дрянь какая? У, ёбтыть!
Дядя Миша зажмурил глаза.
— Знаю, — ответил я.
И с нарастающим беспокойством почувствовал, как первые холодные дождевые капли стали падать мне на голову и руки.
— Нам в школе говорили… — продолжал я.
Признаться, не знал, что ещё сказать. Мне нужно было найти отца и вернуться домой с ним. Чтобы мама перестала плакать… Тошнит от её слёз, от темноты!
Чтобы она включила, наконец, свет!
Дядя Миша знал, я был уверен в этом — знал, где найти отца. Я стоял и терпеливо ждал, несмотря на начинающийся дождь, который скоро должен был перерасти в ливень с грозой.
Дядя Миша закурил и важно взмахнул рукой в сторону школы.
— Там папанька твой. Не дошёл, блин…
Он снова коротко хихикнул.
— Упал, понимаешь, у забора. Я его нести было, да где там! Лежит, вот, да мычит. Тяжёлый он, папка твой, а у меня здоровье уже не то. Не то здоровье, чтобы людей на себе таскать. А хоть бы и хороший людей, да здоровье всё-таки не то…
Дядя Миша выдохнул едкий, кисловатый дым.
И с глубокомысленным видом добавил:
— Да, вот…
Я повернулся и побежал к школе.
Не хотелось терять времени. И, тем более, не хотелось его благодарить за подсказку.
Он был противен! Ещё противней пьяного отца.
Ну почему, почему я должен говорить с ним? Слушать его? Зачем мне это?
Дыхание стало сбиваться. Тяжелеть.
Я бежал, перепрыгивая через растущие лужи, через побежавшие по дороге ручьи. В темноте и наползающем тумане дорогу разобрать было трудно и несколько раз я всё-таки попадал в наполненные водой выбоины на асфальте.
