Сняв шапку, я осторожно поднялся по каменным ступенькам. В полутемном зале мигали огоньки свечей и разобрать что-нибудь сначала было невозможно. Но постепенно глаза привыкли к темноте, и я увидел… Оловянникова, стоящего на коленях перед какой-то мрачной иконой…
…Мимо Левкиного дома мы, к счастью, проскочили благополучно. Левка, хотя и глядел на нас в окно, на улицу не выскочил, лишь погрозил нам кулаком. Я ответил ему тем же, а Герта показала язык.
— А ты боялась, — снисходительно сказал я ей, когда мы дошли до угла и опасность миновала.
— Боялась? — удивленно подняла брови Герта, и в ее чуть раскосых глазах блеснули иронические искорки. — Фантастик ты, Гошка! Прямо как Жюль Верн. Жаль, что Глеба с нами нет. Глеб бы разобрался.
— «Глеб, Глеб»! — обиделся я. — Часто ты про него вспоминать стала…
Герта покраснела и замолчала.
Домик, где жил ксендз, находился рядом с малюсенькой речушкой Акулькой. Акулька брала свое начало в топком болоте за восточной окраиной, около железнодорожной линии, потом текла чуть ли не через весь город и впадала в реку Исеть, неподалеку от Сплавного моста. Пятилетним мальчишкой я пускал в Акульке бумажные кораблики, а моя мать ходила сюда полоскать белье. Вместе с ней теперь ходила и Герта: в доме Плавинских женские работы давно уже лежали на нашей подружке. Правда, о «женских работах» можно было говорить довольно условно. Оловянников, например, гнал с бельем на Акульку не свою жену, а Вальку Васильчикова.
Валька первое время стеснялся, но над ним никто не думал потешаться. Женщины-прачки, наоборот, встречали парня приветливо: понимали сердцем, что перебиваться на чужих хлебах, хотя и у дяди, не шибко сладко.
Левка однажды издевательски гаркнул ему издали:
— Поступай, Валентин, к нам в прислуги! Навык у тебя имеется!
Когда Валька повернулся, чтобы ответить обидчику, то увидел только Левкину спину.
Сейчас берега Акульки были пустынны, если не считать лохматого пса, который торчал на берегу и глупо смотрел в прозрачную воду. Мы поднялись к кирпичному домику ксендза, остановились, и Герта нерешительно дернула за ручку звонка.
Послышались шаги. Я, считая свою миссию оконченной, собирался проститься с Гертой, но в это время дверь распахнулась и перед нами предстала дородная дама с гладко зачесанными седыми волосами. Это была пани Эвелина — экономка. Как-то Герта поясняла мне, что католическим священникам по особому закону, который именуется целибат, строго-настрого запрещено жениться; они могут только нанимать для присмотра за хозяйством пожилых женщин. Вот пани Эвелина и вела хозяйство ксендза.
