— Тоже жду самолет из Москвы, дорогая Наталия Сергеевна.
— Интересно. А мы не одного и того же человека ждем?
— А кого, если не секрет?
— Секрет.
Ната оставалась Натой. Она стояла перед Виктором Антоновичем вся вытянутая, со слегка вскинутым остреньким подбородком. В прищуренных глазах светились маленькие искорки. Руки — у шеи: придерживала перекинутый через плечо плащ. Широкий оранжевый свитер мягкой складкой лежал на бедрах, скрывая очертания фигуры, но, может быть, именно поэтому гибкость и стройность ее угадывалась еще сильнее.
Виктор Антонович ждал, что она вот-вот покажет язык, как любила делать школьницей.
Она ведь совсем недавно еще была школьницей…
Сколько же это ей было тогда? Девятый класс… Да, шестнадцать лет. О чем в такие годы могла думать девочка?
Гай считал: о чем угодно, кроме любви…
Оказалось же, что шестнадцатилетняя девочка теоретически была подкована в вопросах этого коварного чувства сильнее тридцатилетнего мужчины.
В тот день Надя рано ушла в институт — распределение. И хотя предварительно вопрос был решен — ее оставляли работать инженером в Межгорске, в каком-то зональном энергоуправлении, — ушла она за час до заседания комиссии очень взволнованная.
Виктор Гай проводил ее до двери, поцеловал в лоб на счастье. Она прикрыла глаза, с улыбкой кивнула: все будет хорошо. Сбежала несколько ступенек по лестнице, обернулась и еще раз кивнула: не волнуйся, все очень хорошо.
Именно поэтому, что все было слишком хорошо, его и беспокоила какая-то неясная тревога…
Закончив академию и отслужив три года «в краях с жарким, влажным климатом», он наконец возвратился домой, в свой родной полк.
Надя в эти дни сдавала госэкзамены в институте и попросила его уехать куда-нибудь.
— Иначе я завалю все на свете, — умоляла она. — Я забуду даже то, что хорошо знаю… Пока ты рядом, никакие науки мне в голову не полезут.
И он уехал. Вернулся перед самым распределением. До полуночи они сидели друг против друга и говорили, говорили… Потом бродили по гулким ночным переулкам и не заметили, как начало светлеть небо.
— Домой, что ли? — спросил Виктор Гай.
— Я с войны не видела, как восходит солнце.
— Тогда идем к озеру. Там солнце прямо из воды поднимается…
И они снова наперебой рассказывали друг другу о днях и годах, проведенных в разлуке, и Виктору Гаю порой казалось, что не было никакой академии, никакой дальней командировки, а что они давным-давно живут вот так рядом, рука в руке…
Может, потому, что сидели они, накрывшись одним плащом, потому, что им было удивительно хорошо и спокойно, они не заметили бег времени и вернулись домой к девяти часам.
