И снова вернулся к тому, что план вычерчивает четко, долго продумывая его. Над произведением, которое пишет сейчас, сидит уже много лет, задумав его еще в 1939 году. Сказал, что вначале Вихров и Грацианский мыслились как одно лицо. Нарисовал графику «Русского леса», «Дороги на Океан». Горькому он тоже чертил «Дорогу на Океан», рассказывая о романе. Тот сказал ему: «На моих глазах растете...».
Разговор о «Воре». Бондарев сказал, что ему «больше нравилась первая редакция. В новой все же нарушается атмосфера, то, что я называю воздухом».
Леонов возражал:
— Я многое изменил в Векшине, усилив в нем негативное. Помните крик: «Есть ли у тебя сердце хоть с горошину?»
Конечно, все мы фанатики. Я тоже, когда пишу, ничего другого не слышу. Когда писал «Барсуков» (за 9 месяцев), дочь родилась, росла. Жена обижалась, что мне и до нее не было дела.
Долго спорили, почему не встретились Толстой и Достоевский. Леонов:
— Им бы не пришлось ни о чем говорить. Они бы поняли друг друга с полуслова. Помните: Денис Давыдов встречается с Блюхером. Они пили пиво, вино, один говорил только по-немецки, другой немецкого не знал. Повторял: «Тут», но Блюхер в конце жизни сказал, что за всю жизнь он по-настоящему поговорил с одним человеком... Д. Давыдовым.
Потом Бондарев рассказал о своей поездке в Н. Тунгуску, о людях, их интересах. Когда они заговорили о спиритизме, Бондарев сказал, что он верит в «первый элемент». Я отключился, разговаривая с Татьяной Михайловной.
Ю.В. Бондарев за чаем спросил:
— Л.М., вот вас и многих других зачинателей советской литературы в свое время заметил и поддержал Горький. Вы знаете, как необходимы молодому писателю слово поддержки и критическое слово. И вот прошу понять меня правильно: почему вы не высказываетесь о нашем творчестве? Или вы не видите в современной литературе ничего заслуживающего внимания?
— Что вы? Разве можно так думать? Но я вам искренне скажу, что я очень виноват перед своими младшими собратьями, очень. Дело в том, что Горький был просветителем и обладал редкостным талантом не только радоваться появлению каждого нового дарования, но и литературно-критическим талантом. Я же, и не только я, но и Шолохов и другие мои сверстники лишены литературно-критического дарования. Я не умею писать статей и писем.
— А ваша публицистика, статьи о Чехове, Грибоедове, Горьком?
— Это не литературно-критические статьи. Это рассуждения о моем восприятии таких больших явлений, как Толстой и Горький.
