— Л.М., но почему вы ничего не предпринимаете, чтобы СП сделать «писательским»?
— Бесполезно. Теперь уже ничего нельзя сделать.
— Так может сделать то, что предлагал Горький в одном из писем Молотову, — закрыть!
— А что вы думаете? Я бы решительно реорганизовал ССП, хотя бы на время закрыл, дал бы писателям повысить свою квалификацию в объединениях драматургов, прозаиков, поэтов...
Но «те» сильнее. Еще исключат из ССП Леонова, Шолохова, Федина... А надо что-то делать, чтобы поднять авторитет писателя, который уронили преуспевающие дельцы от литературы. Надо резать ту макулатуру, которая наводняет журналы... И в театрах — то же. Не дописав пьесы до конца, предоставив дописывать диалоги начинающим режиссерам, этакий мордатый драматург с дамой катит на юг или за границу, отдыхать.
Вот в телевизоре сценка: небрежно развалившись в кресле, Р. Рождественский бросает: «Нет, я не собираюсь писать о Москве». Даже если Р. Рождественский уже классик, почему он позволяет себе в такой позе встречаться с народом, говорить таким тоном?
До сих пор литература считалась самым тяжким трудом, а писатели — цветом народа, его честью, достоинством... Литература выжимает из человека все соки, не давая взамен ничего, кроме мучительного чувства неудовлетворенности и — редко — сознания хорошо выполненной работы...
Есть много причин, которые привели к снижению авторитета писателя. Одна из них та, что наверху нас не читают, мнением русских писателей не интересуются те, от кого зависит ход дела в нашей стране. К властям приближены не лучшие писатели. Верхушка СП часто идет на поводу худших членов организации, раболепно подчиняется всяким руководящим инстанциям, в которых дополна сидит проходимцев и русофобов. Сталин, как бы к нему ни относиться, интересовался культурой, много читал. Когда я встречался с ним, то чувствовал, что он не только знал обо мне, но и кое-что из написанного мной читал. Сталин вообще был странным человеком, в нем сочетались огромный ум, хитрость, но и какая-то непосредственность. На просмотре фильма он сказал по поводу гибели детектива: «Чуть не так и — готов!».
Я помню и другое: в Подмосковье, на приеме писателей, пьяный Хрущев, этакая раскачивающаяся бочка, говорил: «Я ваших произведений не читал. Если бы я их читал, меня бы выгнали давно, потому что есть другая литература, которую я должен читать. Но вот в молодости я читал книгу о Бове Королевиче, вот это была книга, до сих пор помню...»
