— Чудесный фильм, — мурлыкал он, блаженно улыбаясь и приятно потягиваясь.
Потом он разделся, вытащил горшок, и тут — шипение, а затем дикий крик! Голос К. дрожал. Мы повыскакивали из постелей.
— Ущипните — это его спасет! — взревел я.
— Скорее плоскогубцы! — кричал Лео.
К. беззвучно лишился чувств. Потребовалось время, чтобы привести его в себя и успокоить.
х х х
Мы доставили наш груз, загрузили новый товар и двинулись в обратный путь. Расстояние в оба конца, примерно 200 километров в каждую сторону, мы преодолели за две недели. Дорога домой далась мне легче — ведь больше всего нас беспокоит неизвестность, а меня она уже не тяготила.
Как такое возможно, что я, в одном пальто без подкладки, в легкой лыжной шапочке на голове, в двух левых, уже почти сношенных лыжных ботинках, обессиленный от голода, смог вынести такую тяжелейшую физическую нагрузку и сибирский мороз! Полагаю, что человек имеет «железный запас» внутренних сил, который он заботливо бережет и высвобождает только во время великих испытаний. Станет ли задумываться юная мать, никогда не занимавшаяся спортом, если для спасения своего ребенка от злой собаки ей нужно перемахнуть через высоченный забор? А рывок, который делает тучный господин, когда видит несущегося на него разъяренного быка, — разве не заставит он гордиться даже какого-нибудь титулованного бегуна?! В моем критическом положении этот запас прочности проявился в особенном образе действия: мои чувства и мысли полностью отключились, и движения я совершал чисто механически: нога ставилась за ногой, нога за ногой. Весь караван — сани, погонщики и я, все мы стали одним существом, которое неотступно продвигалось вперед, и в этой гигантской мокрице Кафки я был одной лапкой.
Из моей довольно однообразной работы на комбинате мне запомнился один интересный случай: однажды приехал вышестоящий, очевидно, не страдающий от недоедания партийный босс и заказал деревянную подставку для своей керосиновой лампы. Токарь, которому я передал наряд, обратил при этом мое внимание на то, что для индивидуальных заказов предусмотрена более высокая ставка оплаты. Я, конечно, был готов проявить солидарность с пролетариатом, найдя в своих табелях и инструкциях соответствующее предписание, и установил цену на добросовестно изготовленную подставку в размере шестнадцати рублей. Великий Боже! Как же этот выдающийся деятель набросился на меня, когда я назвал ему цену! «Что ты себе позволяешь, ты в своем уме?!» — рычал он на меня. Я лепетал что-то о требованиях для изделий, выполненных на заказ, что привело его в полнейшее бешенство; он орал так громко, что звенело в ушах. Мне уже мерещилась Сталинка или еще что похуже. Дрожа, я снизил цену до шести рублей; босс взял квитанцию, подставку, окинул меня испепеляющим взглядом и удалился. На этот раз я хорошо отделался, но этот случай послужил мне хорошим уроком: в общении с партийными шишками требуется осторожность.
