Завтра будет поздно | страница 75
Владимир Ильич разослал письма и телеграммы самым верным товарищам. Первым делом он обратился к Инессе Арманд. В России у этой замечательной революционерки и обаятельной женщины, переводившей всю большевистскую литературу на французский и английский языки, остались дети. К ним она рвалась всю войну.
Двадцатишестилетний Гриша Усиевич, который был осужден на вечное поселение в Сибири и дважды бежал из тюрьмы, ждал лишь сигнала. С молодой женой он готов был «хоть через ад» поехать с Ильичем в Россию.
Согласился отправиться в путь член заграничного Бюро Центрального Комитета и соредактор «Социал-демократа» Григорий Зиновьев. Он тоже брал с собой семью.
Владимир Ильич вспомнил о грузине Михе Цхакая, председательствовавшем на Третьем съезде партии. Старик писал ему, что готовится любым способом выехать на родину. «Чемодан уже уложен». Как не пошлешь такому человеку приглашение?
На зов откликнулись девятнадцать большевиков и несколько человек из других партий.
Смельчаки, решившиеся на рискованный переезд, съезжались в Берн из разных городов Швейцарии — Цюриха, Кларана, Лозанны — и размещались в гостинице Народного дома.
Каждый взрослый участник поездки, чтобы потом не было недоразумений, подписывал обязательство:
«Я подтверждаю:
1. Что мне были сообщены условия соглашения Платтена с германским посольством.
2. Что я буду подчиняться распоряжениям руководителя поездки Платтена.
3. Что мне сообщена напечатанная в «Petit Parisien» заметка, в которой говорится, что русское Временное правительство угрожает предать эмигрантов, возвращающихся через Германию, суду за государственную измену.
4. Что всю политическую ответственность за свою поездку я беру целиком на себя.
5. Что Платтен гарантировал мне поездку только до Стокгольма.
Берн — Цюрих, 9 апреля 1917 г.».
Стремясь уберечь уезжающих от всяких измышлений, Владимир Ильич написал от имени заграничного Бюро ЦК письмо швейцарским рабочим, в котором объяснил, почему большевики решились на такую поездку.
Прощальные заседания и суета в гостинице продолжались до поздней ночи.
Миху Цхакая ленинская телеграмма застала врасплох: чемодан был в другом конце города, а поезд в Берн отходил через несколько минут. «Шут с ним, с чемоданом», — решил Цхакая и выехал с товарищами налегке.
На вокзале в Берне в назначенный час он увидел Надежду Константиновну, Миха бросился к ней, чтобы узнать, где назначено место сбора.
— Вы из Женевы? — спросила Крупская. — Сколько человек?