Мама была недовольна моей дружбой со Штепкой, но, желая избежать раздоров в семье, вслух этого не говорила. Она искала замену и нашла ее. Неподалеку жила ее бывшая соученица, у которой была девочка моих лет.
— Станете подружками, — рассудили наши мамы, хотя мы неприязненно поглядывали друг на друга, — обеим скоро в школу — будет по крайней мере повеселей.
Упоминание о школе особого веселья у нас не вызвало, но общность судьбы немного сблизила. Неприязнь в наших глазах сменилась любопытством.
Ольга мне нравилась, она была темноволосая и темноглазая. Мамино восхищение братишкой невольно навело меня на мысль, что черные волосы — признак высшего развития человеческих индивидуумов.
— Представь, она у меня стала заикаться, — жаловалась маме бывшая ее соученица, — вот уже несколько месяцев ни слова нормально не скажет, и ни с того ни с сего. Вот я и думаю — тебя, девочка, как зовут? Ага, Ярушка, так же как маму. Знаешь, что? Ты за Ольгой все повторяй, ладно?
Ольгино лицо ничего не выражало.
— Ну, поиграйте в саду. А ты, Ярушка, не забывай!
Я не забывала, и мы прекрасно играли. Обе мы тихие и старательные и хорошо знали, о чем целый день хлопочут наши мамы, знали все их заботы.
Мы играем в магазин. Палисадник дает нам для игры массу возможностей: песок — мука, известка — сахар, обломки черепицы — пряники, мелко растертый кирпич — корица, трава и цветы — овощи, хуже всего приходится дождевым червям. Это у нас колбаса, мы режем червяков обломком черепицы на мелкие кусочки.
— С-с — сто гра-аммов, — требует Ольга-покупательница.
— С-с — сто гра-аммов? — повторяю я — продавщица.
— За-за — заверните! — велит Ольга.
— За-за — завернуть? — Я повторяю за ней, как велела ее мама, и заворачиваю разрезанного червяка в листок.
А потом мы стряпаем своим мужьям и детям обед — они, как и положено, ужасно любят кнедлики.
Мы накопали кучку глины, раздавили камушек, но где взять необходимую жидкость?
— На-на — писаем? — предлагает Ольга.
— На-на — писаем, — соглашаюсь я.
Тесто для кнедликов готово, мы лепим кнедлики, булки и ка-ка — калачи.
Клянусь, этот, я бы сказала, жестокий метод вскоре излечил Ольгу — может, это было у нее возрастное; вскоре она уже стала говорить вполне нормально, но, сдается мне, затаила ко мне ненависть.
Мы были в преотличных отношениях, Ольга любила хвалиться, а мне бы только кем-нибудь восхищаться.
— Захочу и влезу на эту акацию, на самую макушку.
— Ну влезь.
— А я не хочу.
