Выйдя из комнаты и увидев мать, Зинуша усмехнулась и громко, чтобы не было никаких сомнений, сказала, что выходит замуж за кузена Мишеля.
Мать, хотя и видела ее серые щеки и опухлые глаза, хотя и слышала давеча ужасную, несколько раз пропетую песню, в толк не могла взять — в кого же так влюбилась ее дочь. Она перебрала всех молодых людей городка, и каждый из них мог бы — как ей казалось — затронуть сердце, но не видела она ни разу, чтобы хоть с кем-нибудь из них ласково или кокетливо поговорила ее ненаглядная доченька, мать-то уже следила за этим, и ее убивало Зинино всегдашнее равнодушие. А ведет себя Зинуша как роковая влюбленная!..
Зиночка шла по городку очень независимо. Через парк, тополиной аллеей. Она любила ее тоже из противоречия, потому что аллею эту из-за липкого пуха не любил никто. Огромные тополя плодоносили почти все лето, и пух летал по аллее как метель. Он лез в глаза, оседал на ресницах, забивал нос и рот, лип к коже. А сейчас стоял июнь и вся аллея была засыпана серым слежалым пухом, который скрадывал шаги. Зина неслышно шла по аллее, отдувая пух от лица, и грустила все сильнее и сильнее. Подошла к летней царской резиденции и вдруг повернула в город, к кофейне Болингеров.
Кофейня по случаю жары была почти пуста, за одним только столиком допивала свои сливки с вареньем семья учителя математики из гимназии. Они покланялись друг другу, и Зина, пройдя, села за дальний столик.
…Господи… — с ужасом думала она, независимо меж тем поправляя зонтом шумящую юбку.
…Господи, хоть бы не было ЕГО дома, Господи, сделай так, чтобы вышел Иван Егорович. Господи, сделай так, я тебя очень прошу…
Юлиуса и впрямь не было дома, и спустился вниз старый Эберхардт, Иван Егорович. Зиночка наспех поздоровалась с ним, чего никогда себе не позволяла, и дрожащим голосом заказала чашку кофе и пирожное. Эберхардт, удивленный ее невнимательностью и неспокойным болезненным видом, не стал вести обычных своих смешнейших бесед, а быстро принес кофейник с кофе и пирожные. Похоже, девочка боится кого-то или прячется? И если бы Эберхардт не был так расстроен предстоящим отъездом внука, то он постарался бы развлечь милую фройляйн и немного бы пошутил с нею. А «милая фройляйн» с ужасом видела сквозь стеклянную дверь, что входит Юлиус. Не помня себя, она вскочила из-за столика и опрокинула и кофейник, и вазон с цветами. Все это полетело со звоном на пол, и она поняла, что гибнет. Закрыв лицо руками, Зинуша стояла как вкопанная. Ей казалось, что Иван Егорович и Юлиус переглядываются, а может быть — какой ужас! — пересмеиваются! Но ни двинуться, ни отнять рук от лица она не могла. На самом же деле Юлиус бросился к Зинуше, испугавшись, что она обожглась пролившимся кофе, а Эберхардт, собирая с пола остатки вазона и кофейник, покачивал головой и добродушно бормотал, что «фройляйн Зинуша прекрасна, как ветер, и так же порывиста. Настоящая Лореляй». Этого Зина не слышала — только: «Мадемуазель, ваша сумочка…»
