Это сказал Юлиус, потому что вместе с кофейником и вазоном Зинуша скинула со стола и свою сумочку, наконец она отняла от лица руки и взглянула на мир. Перед ней стоял Юлиус, протягивая ее сумочку, и повторял: мадемуазель… ваша сумочка… Так, как будто признавался в любви. Так оно и было. Зинуша вышла из оцепенения. И увидела и румянец на его щеках, как в тот раз, и неповторимый свет его всегда светлых глаз, теперь опять лиловых… Она тихо сказала «мерси» и пошла к выходу, не заплатив за кофе. И только на улице вспомнив об этом, она готова была тут же вполне серьезно лишить себя жизни, но вернуться и заплатить — не смогла. И Зина пошла в парк. Шла будто во сне, не понимая, отчего вместо стыда и горя у нее на сердце радость. А назавтра Юлиус отказался уехать. Отказался легко, из-за трех-пяти минут в кофейне… Потому что именно в эти минуты отказался Юлиус от поездки, которая и раньше тревожила его и радости не приносила, а теперь стала просто невозможной, а не в те долгие часы, которые провел он после, один в детской, глядя на амуров на потолке; эти долгие часы лишь утверждали, сами по себе ничего не решая. Все было решено.
В кофейне, передавая Зинуше сумочку, Юлиус увидел в ее глазах что-то, какую-то просьбу, которую только сейчас понял. Она просила его не уезжать. Зинаида Андреевна, его ангел, его мечта и идеал, недостижимый и сладчайший, Зинаида Андреевна не хочет, чтобы он уезжал! Юлиус даже засмеялся от счастья, что понял этот взгляд. Однако же знал, что недостоин Зинаиды Андреевны. Он не любил свое лицо, не мог смотреть на себя в зеркало. Разве это мужское лицо?! Откуда он, Юлиус, такой? Неужто его мать, о которой дед сказал, что она умерла в Петербурге, была такой вот и он вышел в нее… Но снова мысли его обращались к Зинаиде Андреевне, и он становился счастлив. И вот тут обрел он в себе ту уверенность, с которой сообщил, что никуда не поедет. Разве мог он уехать отсюда? Не видеть больше никогда ангела Зинаиду Андреевну! А теперь, и завтра, и послезавтра, и еще, и еще, еще, он будет доставлять себе это счастье — видеть ее, здороваться с нею, проходить мимо ее дома по утрам, когда она гуляет в саду, и украдкой наблюдать за ней, а потом днем снова идти к ее дому и слушать, как Зинаида Андреевна поет. Однажды, на каком-то из благотворительных вечеров — дед взял его с собой, дед был участником этого вечера, как один из самых крупных вкладчиков, — Юлиус слышал, как она пела. Ему тогда было лет двенадцать-тринадцать. Тут он подскочил: да ведь именно в тот вечер он и влюбился в нее! Юлиус ощутил тогдашний свой трепет, который, оказывается, не ушел и не забылся, а скромно ждал своего времени. Не нужна Юлиусу Европа, не нужен Петербург. Он ничего не хочет и ничего не просит. Он будет гулять по улицам их городка и смотреть на Зинаиду Андреевну. Будет помогать деду по кофейне и булочной. Ах, не все ли равно, чем он будет заниматься! Он будет ЛЮБИТЬ.
