Слава молча правил заметку о столовой.
— Уже второй час, — продолжал Смирнов. — Ты, между прочим, это дело начал, тебе и кончать. Не буду твой кусок отнимать. Митинг в котловане, у выхода из строительного тоннеля. Фотоаппарат возьми. Хотя я тоже пройдусь. Такое дело не каждый день бывает. Часы отличные. Я в парткоме видал — «Полет», двадцать три камня. Заметулю ты об них мощную тогда написал. ТАСС только сократил, а ничего не правил, я самолично сличал.
Славе было тяжело слушать болтовню Смирнова. Он думал о Сергее Алимовиче. Если он действительно прав, то его заметка, и митинг — профанация, обман. Он так и не набрался храбрости сказать Алимову о своём авторстве «Мирового рекорда», и это угнетало его больше всего. «Сегодня же скажу, как только его увижу. Тут моей вины нет. И вообще он наверняка преувеличивает. Не может быть, чтобы главный инженер, секретарь парткома, рабочие, сам министр, разбирались хуже Алимова».
— Да ты, старик, не туманься не слушай своего бородача, — угадал его мысли Смирнов. — Паникует, раздувает. Меня как-то тогда встретил, глаза вертятся, суёт на память. Я взял. Посмеялся. Спасибо, говорю, как раз искал газетку…
«А Смирнов молодец, — подумал Слава, — не сказал, что это моя работа».
Митинг открыл секретарь парткома. В котловане стоял такой жар, что сохли губы и натягивалась на скулах кожа.
— Товарищи! — тяжело дыша, прокричал секретарь. — Мы собрались сегодня здесь, чтоб чествовать наших героев труда, звено бетонщиков в лице… — Секретарь надел очки в массивной роговой оправе и, отведя далеко перед собой рвущийся на горячем ветру белый листок бумаги, прочел: — Товарищей Лысцова, Святкина, Кузькина, Магомедова, Кузнецова.
Главный инженер стоял рядом с парторгом и ослепительно улыбался улыбкой «своего человека».
Потом вручали часы. Подавая их, секретарь обнимал каждого из новоявленных героев, тряс руку. Самого молодого из них, Мухтара Магомедова, дружески похлопал по спине.
— Мы, комсомольцы и молодежь стройки, будем теперь сверять время по вашим часам! — сказала в своём выступлении молоденькая рабочая-маршейдер с детскими хвостиками косичек, торчащими из-под каски.
— Мы чего… мы ничего… — поправляя душивший ворот рубашки, свекольно-красный от всеобщего внимания, говорил ответное слово Семён Лысцов. — Ежели чего, то мы что… В общем, в порядке, значит. Спасибо вам! — Из-за его спины, норовя, чтоб его все видели, гордо ухмылялся Геннадий Кузькин. На полшага дальше стоял маленький напыжившийся Святкин, рядом с ним возвышался смущённо улыбающийся Мухтар. Фёдор стоял, опустив глаза, безучастный ко всему происходящему. Фотоаппарат Смирнова так и запечатлел всех пятерых.
