была ответственна за пол их детей. Второй раз он не женился, потому что потерял всякое доверие к женщинам. Себя он считал натурфилософом.
Хоть и предупрежденный, что «людям нечего сказать другу другу», Коун все-таки рассказал, что был сыном раввина и сам учился на раввина, но, убедившись, что это не его призвание, предпочел заняться палеонтологией. Бюндер угостил его гаванской сигарой. Он выписывал сигары из Цюриха.
Почему во время бегства хозяин не взял обезьяну с собой? Скорее всего, когда заревела сирена, шимпанзе забился в дальний угол и его невозможно было отыскать. А может, доктор до смерти перепугался сам и забыл о своем воспитаннике.
«Одни теряют — другие находят», — заметил про себя Коун.
Возле койки доктора Бюндера стояла деревянная клетка сантиметров тридцать пять высотой. Внутри на маленьком восточной расцветки коврике — ржавые жестяные миски. Шимпанзе, видимо, желая показать, как ему хорошо там жилось, живо забрался в клетку, и замок на дверце автоматически защелкнулся. Тогда он растерянно посмотрел на Коуна, как будто устыдившись неловкости своего поступка, попытался открыть дверцу, не смог и стал яростно трясти деревянные стойки.
— Выпусти меня!
— Прежде чем что-то делать, хорошенько подумай, — посоветовал ему Коун.
Коун обшарил карманы брюк и курток Бюндера, но ключа не нашел. Тогда он жестами дал понять, что ничего не поделаешь — придется вышибить дверь силой.
Шимпанзе выпрямился и стал что-то изображать, переваливаясь с ноги на ногу. Коун покачал головой, показывая, что не понимает. Тот продолжал энергично жестикулировать: это мой дом, и я его люблю.
— Ну, как хочешь. Или я взломаю дверь, или ты останешься в клетке до конца своих дней.
Шимпанзе стукнул ногой по дверце, застонал и, подняв ногу, показал, где больно.
Впервые со Дня Великого Опустошения Коун от всего сердца расхохотался.
Шимпанзе быстро залепетал, как будто просил о чем-то, но Коун ударил по замку ботинком — и дверь распахнулась.
Шимпанзе выскочил, как угорелый, в бешенстве схватил Коуна за палец и больно укусил.
Коун вскрикнул, свободной рукой отвесил мальчишке пощечину, но тут же пожалел. Палец кровоточил, но он все-таки извинился.
Зверек обиженно отвернулся, а Коун добродушно похлопал его по заду, в ответ обезьяна показала, что хочет проделать с Коуном то же самое. Коун подставил ему правую ягодицу и получил мягкий дружеский шлепок. «Ишь ты, какой деликатный», — подумал Коун.
* * *
Разобрать записи, сделанные замысловатыми готическими каракулями Бюндера, было непросто, но Коуну удалось все-таки понять, что доктор обучал обезьяну азбуке глухих по системе Амеслана и что ученик уже немало преуспел. «Его успехи потрясающи. Он знает важнейшие знаки».
