— Как без выстрелов? — воскликнул Жариков. — Я пришел эшелоны ковырять. А ты листовки, глаза, уши!.. Э-э, не, так не пойдет.
— Ну, пожалуйста, кто свяжет твои руки, Ваня, — остановил его Макарьев. — А если сразу попадешься?… Ой горячи фашистские пытки.
— Ничего… Выдюжим! Мы русские! Душа крепко подтянута, — сухо ответил Жариков.
— Слава богу, коли так! Но случается, что подтяжки лопаются, и тогда умей сжать зубы, когда тебя бьют. Ни слова. Молчи! — прибавил Сергутин и встал. — На днях Федор говорил о фабрике. Там несколько тысяч пар лыж приготовлено. Разве не наше дело — в огонь лыжи и фабрику? Придется подумать и о том, чтоб засесть в органы немецкой управы. Вот глядите, — Сергутин вынул из бокового кармана яркий немецкий билет с орлом и свастикой. — Круглосуточный пропуск!.. Главному мукомолу. Вот так… Капитально! — В комнате одобрительно зашумели. — Теперь я на службе у гитлеровцев. Наши друзья в лесу это горячо одобрили. Наверно, уже знаете, что в те школы, что открыты, учителями прислали ярых нацистов? К примеру, сядет Кабанов в управу, кого он пошлет в школу, а?
— Да! — не вытерпел Перхунов. — Ну и Сократ!
— Я знаю, — продолжал Сергутин, — что и Власов, и Жариков, и Трегубов, и другие хотят немедленно рубить фашистов под корень. Хорошо! Достанем мы оружие. Наши люди тайно осенними ночами, в непогодь, лазая по речкам, болотам, собрали автоматы и винтовки, пулеметы и гранаты. Даже пушки!
— Пушки?.. Ай-ай, — воскликнул кто-то.
— Да, пушки… Оружие павших за Родину должно и будет стрелять по фашистам. — И подошел к Трегубову:
— Но это оружие возьмут партизаны. Не мы! Понятно?
— Ну хотя бы пистолеты, гранаты нам, — произнес Власов. — Так, на случай…
— На случай! А если провал? Да гитлеровцы за пистолет сразу к стенке.
— Как пить дать! У одного еврея нашли шомпольный пистолет времен царя-гороха. И капут, — заметил Трегубов.
— Пистолеты и гранаты — на случай! — поддержал Сергутина Жариков.
За окном что-то зашумело, потом тихо постучали в дверь.
— Шуба! — крикнул Жариков.
(Слово «шуба» стало сигналом, означавшим, что идет враг или кто-либо из ненадежных людей).
Все бросились накрывать стол. Кто разливал самогон, кто раскладывал по количеству едоков картошку. Завели патефон, и хозяин вышел на стук.
— Бог избавил! — бормотал Перхунов, входя в комнату.
Все обрадовались, даже заулыбались. В комнату ступил рябчинский мельник Лучин, верный человек, трудолюбивый колхозник.
— Вы тут небось зачахли, вон какие заморыши… Хлеб привез. Шесть мешков, — сказал он, протягивая каждому руку.
