Голос солдата - Владимир Иосифович Даненбург

Что это? Почему небо вдруг стало багровым, а листья бука налились кровью? Видишь все вокруг точно сквозь красное запыленное стекло. Когда-то давным-давно, в детстве, мне нравилось прижимать к глазам цветные стекла. Окружающий мир от этого преображался, делался похожим на красивые картинки из книжек для малышей. В детстве вообще все кажется не таким, как оно есть на самом деле. Даже и без цветных стекол…

Но это в детстве. А сейчас что случилось? Почему внезапно весь мир преобразился, почему стало красным небо и как будто напитались кровью листья бука и трава на лужайке? А вот голоса остались неизменными, такими, как всегда.

— Жив? — чуть ли не вскрикивает комбат Васюта.

— Живой вроде, — отзывается помкомвзвода Исаев.

— Ох ты, господи!.. Вот беда-то… — Это Митька Федосов, мой закадычный друг. Он причитает по-бабьи: — Как же это? Ох ты, господи! Вот ведь сидели на НП, и гляди…

О чем они? Ранило кого-то, что ли? Как так — ничего не понимаю. Мы все уже стали привыкать к тишине. В последние дни все было спокойно. Редко-редко долетит стук пулеметной очереди, почти забыто просвистит снаряд, рванет, и — опять привычная тишина. И по ту, и по эту сторону фронта отлично понимают: войне не сегодня-завтра конец.

Мы, разведвзвод штабной батареи артбригады, собрались было обедать у себя на НП, оборудованном в уступе на склоне каменистой горы. Гвардии старший сержант Исаев привез на своем «вездеходном» мотоцикле с коляской бачок щей и пюре с американской тушенкой в трех котелках. Только устроились мы у самодельного стола, после того как Митька разогрел обед на костре под буком, — на пороге НП появился командующий артиллерией корпуса гвардии генерал-майор Благолепов. Его сопровождал щеголеватый адъютант, капитан с целым десятком орденов и медалей на гимнастерке. Их было больше, чем у самого генерала. Командующий артиллерией приехал по каким-то делам к нашему гвардии полковнику, комбригу. А тот перед самым обедом ушел на КП стрелковой дивизии, расположенный на соседнем склоне. Васюта приказал мне сбегать за комбригом.

Сбежал я по каменистой извилистой тропке вниз, на лужайку под нашим буком. Альпийская эта лужайка не просматривалась противником, и здесь жгли костры. Я увидел на узорчатой твердой коре дерева свежие, белые на дне порезы: «25 апреля, год 1945». У какого придурка руки чесались? Нашел место!