Несомненно было то, что после чтения и разговоров сестры сблизились.
Прошло около месяца. Однажды к Устаноковым, как обычно, забежала соседская вдовушка и тайно пошепталась с Куляц.
С того же часа у Куляц возобновилась ее любовная горячка. Она то ежилась в нервном ознобе и, бледная, беспокойно бродила по комнате, то, с загоревшимися, как в жару, глазами и густым румянцем на щеках, начинала перебирать свои вещи в сундучке, воровато оглядываясь на дверь. Она стала пуглива, словно затаила какое-то преступное намерение. Когда Нафисет, заходя в девичью, отворяла дверь, Куляц с испугом захлопывала крышку своего сундучка.
— Что с тобою еще случилось? — изумленно спрашивала Нафисет.
— Ничего не случилось… Давно забросила свои вещи, вот и привожу в порядок, — отвечала Куляц с напускным равнодушием. Но Нафисет чувствовала, что Куляц утаивает что-то и колеблется — сказать или не сказать? При установившейся в последнее время доверчивой близости это новое отчуждение сестры повергло Нафисет в недоумение и обидело ее. Но она не сказала ни слова…
Как-то вечером Куляц почувствовала лихорадочный озноб и слегла, укутавшись в теплую шаль матери.
Когда Нафисет принесла лампу, Куляц попросила не зажигать. В сумеречной комнате установилось тягостное молчание, насыщенное тревогой. Вдруг голос Куляц, ломкий от озноба, нарушил эту тишину.
— Нафисет… — позвала она.
— Что такое?
— Подойди ко мне.
Нафисет подошла и в тревоге положила руку на плечо сестры.
— Пойди, проверь, нет ли кого там, за дверью, — прошептала Куляц, стуча зубами.
Когда Нафисет, исполнив ее просьбу, вернулась, Куляц схватила ее руку и притянула ближе к себе.
— Не пугайся, нагнись ко мне, — начала Куляц дрожащим шепотом. — Моя милая сестренка, за все время, что мы прожили с тобой под крышей родителей, только в последний месяц я ощутила сладость твоей души. Жалко, что этого не случилось раньше, — тогда, может быть, иначе повернулся бы мой жизненный путь. Но теперь уже поздно… — она запнулась. — Есть ли у тебя хоть малейшая готовность помочь мне? Я прошу только об одном: о чем бы ты ни догадалась в эту ночь, ничего не говори. И если не будешь спать, когда совершится то, о чем я говорю, — ты притворись спящей…
— Что ты вздумала? — спросила со страхом Нафисет.
— Я выхожу замуж за Амзана…
— А наши знают об этом?
— Нет, не знают. Если бы знали, разве они допустили бы! Так вот, умоляю тебя, ничего не говори, притворяйся, что ничего не знаешь и ничего не замечаешь. Помоги напоследок!
