«Купальник превосходен. Будем надеяться, погода наладится…»
На бюро веером лежали конверты — экономка Мэгги переслала ей всю почту, скопившуюся за неделю. Это от отца, это от ее французской приятельницы Мадлен, это от двоюродной сестры… а это что? Длинный узкий бланк телеграммы из Англии…
«Ливи срочно пришли шесть тысяч долги Алан». Оливия недоуменно повертела телеграмму. Что еще за выдумки? «Долги»? Этот мальчишка не может жить спокойно! Теперь у него у самого огромное состояние, а он пишет ей? Неужели нельзя было обратиться к Эдвардсу?
Неожиданно пришедшая в голову мысль заставила ее похолодеть. А если в этом замешана женщина? Требует от него денег, как эта стерва Эдна тянула жилы из Джеймса… Тогда понятно, что Эдвардс ничего об этом не знает… Ведь ему больше не к кому обратиться, а с ней они всегда были дружны… А если это, не приведи Бог, шантаж? Если мальчик повторит судьбу своего отца, она не простит этого себе. Нет, если она сможет ему помочь — она сделает это.
— Все в порядке, дорогая? — поинтересовался теннисист, когда она спустилась вниз. — Тебя долго не было, я уже начал беспокоиться.
— Я в тяжелых раздумьях. — Оливия опустила голову с убитым видом и тут же рассмеялась: — Вообрази себе — не знаю, какие цветы выбрать к платью.
Я заказала белую камелию, но теперь не хочу — это слишком вызывающе…
— Только-то? — рассмеялся Мартин. — Думаю, что смогу тебе помочь. Эй, сюда, пожалуйста! — Он сделал знак девушке-цветочнице и, бросив ей купюру, выхватил из корзинки букет фиалок. — Прошу вас, моя госпожа?
— Да. Это то, что надо, — улыбнулась Оливия, прикалывая цветы к вырезу платья.
— А сам попался хуже него. Теперь этот Эдвардс знает, что за ним следят, и будет начеку.
— Вы все-таки считаете, что он в чем-то виновен?
Шон улыбнулся уголком рта, и от этой улыбки художнику стало не по себе.
— А вот теперь, мистер Стерн, я в этом просто уверен…
— Спасибо вам, мистер Стерн, — мрачно сказал Шон. — Я обязательно отдам вам эти проклятые десять фунтов.
— Не стоит об этом. — Генри протянул ему портсигар: — Курите, мистер Райан.
— Как Морин? Она очень сердилась? — Шон поднял на художника темные глаза.
— Она ждет вас.
— Я должен извиниться за то, что выгнал вас тогда из кухни…
— Не стоит. Вы были совершенно правы.
Шон кивнул и надолго замолчал.
Они с Генри Стерном медленно шли по Риджент-стрит, возвращаясь из местного полицейского участка. Художник внес за ирландца десять фунтов залога. Шону грозило двухнедельное заключение — вообще-то в подобных случаях редко давали больше недели, но опять сыграло роль происхождение молодого человека… Шон прекрасно это понимал, и на душе у него было тяжело.
