Если бы меня обнаружили, то, думаю, подвергли бы худшему наказанию, чем плети: я, сам того не желая, подслушал с десяток тайных советов и, конечно, несколько очень интимных сцен, но тогда это не приходило мне в голову. Разумеется, никто и не подозревал об опасности быть подслушанным; в старые времена подпол чистили мальчишки-рабы в возрасте не старше десяти лет — там было несколько мест, в которое даже я с трудом протискивался. Лишь однажды я был на грани разоблачения: как-то, когда Моравик полагала, что я играю с ребятами, а они, в свою очередь, думали, что я прячусь за ее юбками, рыжеволосый Диниас, мой главный мучитель, столкнул с высокого дерева, на котором они играли, малыша. Тот сломал ногу и устроил такой вой, что Моравик стремглав примчалась на место происшествия и, обнаружив мое отсутствие, перевернула весь дом вверх ногами. Я услышал шум и вылез из-под котла, запыхавшийся и покрытый грязью, как раз в тот момент, когда няня направила поиски в крыло, где находилась баня. Я что-то наврал и отделался надранными ушами и хорошей взбучкой — это было предупреждением.
Теперь я не отваживался спускаться в подпол при свете дня. А отправлялся туда только вечером, перед тем, как Моравик ложилась спать, или тогда, когда я еще не спал, а она уже храпела в своей постели. Большая часть дворца к тому времени тоже погружалась в сон, но если бывал пир или у деда засиживались гости, я прислушивался к звукам голосов и пению. Иногда я добирался до комнаты моей матери и слышал, как она разговаривала со своими придворными. Но однажды я услышал, что она молилась, громко, вслух, как делают, когда никого нет рядом. В ее молитве я расслышал свое имя — Эмрис, а затем — рыдания. После этого случая я пользовался другим путем, пролегавшим мимо королевских покоев, где почти каждый вечер молодая королева Олуэна пела под арфу в окружении своих фрейлин, пока ее пение не прерывали тяжелые шаги короля в коридоре.
Но я забирался в подпол не для того, чтобы подслушивать. Для меня было важнее — и теперь я это отчетливо понимаю — побыть одному в уютной темноте, там, где над человеком властны только он сам и смерть.
Большую часть времени я проводил в месте, которое называл пещерой. Когда-то это был главный дымоход, но затем его перекрытие обрушилось, и теперь вверху виднелось небо. Это место зачаровало меня с тех пор, как я, взглянув на небо в полдень, увидел бледную, но четко различимую звездочку. И теперь, пробираясь сюда ночью, я ложился на подстилку из соломы и наблюдал медленный круговорот звезд, загадывая сокровенные желания, которые должны были исполниться на следующий день, если луна заглянет в дымоход и я увижу ее.
