— Это художественный прием для привлечения публики, к реальности не имеющий никакого отношения. Я убеждена, что красивые мужчины слабы и порочны.
— Черт! Вам не кажется, что сейчас вы хотите меня оскорбить?
— Вовсе нет, — улыбнулась Жаклин. — Я просто хочу охладить ваш пыл.
— Но вы его только разжигаете! Я безумно хочу… вас.
— Нет.
— Но почему? Я же не навязываюсь вам в мужья! Я предлагаю… совместный отдых.
— Я не понимаю, что такое… «отдых» без любви. Простите, если я старомодна.
Серпиери помолчал. Потом произнес:
— Вы начинаете мне еще больше нравиться. Я сейчас подумал, что каждый современный мужчина мечтает встретить старомодную женщину. При всеобщей распущенности это… не может не привлекать. И все-таки я не хочу терять надежды. На более тесное общение. Хотя бы в знак благодарности…
— Ну, знаете! — возмутилась Жаклин.
— Не пугайтесь, я просто пошутил, — сам испугался Серпиери. — Честное слово. Если вы немного общались с итальянцами, то знаете, что они никогда не потребуют благодарности за оказанную услугу. Я итальянец.
— Ну и слава Богу, — вздохнула Жаклин. — А то я уж подумала черт знает что.
Когда Феликс Серпиери ушел, немного обиженный и весьма удивленный, Жаклин присела на широкий подоконник, налила себе джина с тоником и задумалась.
Почему она отвергла его? Ведь у нее давно никого нет, а Феликс, наверное, хороший любовник и мог бы избавить ее от тоски и одиночества.
Спасение от слез в безумствах любви… Как наркоманы спасаются от невыносимой жизни и судьбы, уходя в наркотическое безумие. На протяжении этих двух лет был момент, когда Жаклин всерьез подумывала о наркотиках. К счастью, это был лишь момент.
Но почему она не может встретить какого-нибудь мужчину и полюбить его? Ну, хорошо, не полюбить, но… как выражается Серпиери, «отдыхать» с ним? Ведь невозможно все время жить одними воспоминаниями и тоской! Чем не спасение-этот красивый статный итальянец? Чего еще ей желать? Почему она не может переступить свою память о Жане Дюбуа? Ведь они были вместе так недолго… Почему же она не может его забыть?
Прошла неделя, но дело так и не сдвинулось с мертвой точки. По меркам конторы, это было непозволительной роскошью — так затягивать расследование. Никто, конечно, ее не торопил, но она была ужасно недовольна собой. Нужно форсировать события, а все ее движения и провокации ни к чему не привели. За ней по-прежнему следили, более того — наблюдателей, как выяснилось благодаря Феликсу и его «службе», стало больше, но… ничего не происходило. Хотя в этом имелся свой плюс — не происходило ничего, в том числе и самоубийства.
