Вот она затеет перекапывать весь огород, чтоб земля была пышней да и вдруг пропустили десяток-другой картофелин! А плаха эта большая, она уж и без того старательно перелопачена, каждый комок землицы размят, так нет: давай, Ленька, еще разок, вдруг наберем ведерочко! А уж мороз на дворе, руки стынут… «Копай, тебе говорят! Пышней земля будет…» И мытарились на смех людям.
Вот и молоко она берегла. Нальет чашку себе да ему, сыну, а больше не проси: «Криночку придется начинать, а не хочется — уж сметана настоялась». Молоко на сметану, а та предназначалась на продажу. Но на базар бригадир, глядишь, не отпускает — сметану мать собьет на масло, а оно долго храниться не может, надо перетапливать… Потом эти кругляши (по форме миски) топленого коровьего масла лежат на полке в кладовой, пока не прогоркнут. А между тем картошку примется жарить — ни прогоркнувшего масла не положит, ни сметаны из горшка не зачерпнет, а возьмет те же снятые кринки и сверху насобирает простокваши — тоже вроде бы сливки, — вот и жарит на том картошку.
Или история с дровами… О, это была настоящая страда!
Дров хороших в деревне достать не было возможности. Откуда! Хоть и лес рядом, а поди-ка увези дерево! Там лесник — живо штрафу даст! Иногда несколько хозяйств, сложившись, покупали чью-нибудь халупу-развалюху, которая на жилье уже больше не годилась, и разбирали на дрова. Но то были дорогие дровишки, которые «кусались», поэтому вся деревня отапливалась ольхой — хворостом и палками, а ольха заготавливалась в конце зимы, начале весны, когда настом скует снег. Поближе-то к деревне рос ольшняк кудрявый, низкорослый, а хороший — высокий да стройный — дальше за ним надо ехать в глубь ольхового леса; поди-ка его оттуда добудь.
Соседи с уличной фамилией Матренины — три здоровенные девки и мать — рубили корявенький ольшняк: полегче вывезти. Другой сосед, Иван Евдокимов, с женой Пашонкой забирались поглубже. Мать же всегда старалась их перещеголять. Свалив возле дома очередные санки с хворостом, говорила: «Ох!.. Теперь вот что, Лень, давай не полезем далеко. С окраинки возьмем». Однако доезжали до опушки — она озабоченно оглядывалась: нет, не тот еще хворосток. Пробиралась с пустыми санками дальше, а в лесу наста нет, он только в поле — ухаешь по колено да по пояс в снег.
— Мам, давай здесь нарубим, — взмолился сын.
— Погоди, погоди. Вон там хороший какой!
Но, дойдя до «хорошего», она видела дальше еще лучший.
