Признавая невозможность воссоздания на имперском, европейском уровне демократии по типу национального государства, Бек и Гранде указывают тем не менее на пути демократизации "космополитической Европы": "принцип интервенции" (поощрение прямого участия граждан в политических инициативах, а также инициированных снизу общеевропейских референдумов), "принцип включения" (возможности участия в политике для граждан и организаций неевропейских государств), "стратегии признания инаковости" (такие как право "квалифицированного" вето и пр.) и "стратегии контроля" за бюрократическими структурами за счет системы разделения властей.
Ряд европейских политических теоретиков противопоставляет "имперскую" логику США "республиканской" или попросту "этатистской" логике Европы. Они не согласны с историцистским тезисом авторов Империи об отмирании суверенного государства и переходе к новой, более прогрессивной имперской форме. Многие европейские авторы упрекают Негри и Хардта в скрытой апологетике американского империализма. С точки зрения этих европейцев, государство и суверенитет остаются важнейшими горизонтами современности, которые с самого начала противостояли имперской логике.
Бландин Кригель, в своей недавней книге Правовое государство или империя? [35], выступает с консервативно-либеральных позиций и представляет новую историю как борьбу двух разнонаправленных принципов: империализма и этатизма. Кригель защищает идею государства, утверждая ее республиканские корни. Теория республиканского происхождения государства, развиваемая в основном во Франции, противостоит попыткам немецких консерваторов 19–20 вв. (Гирке, Еллинека, раннего Канторовича) вывести современное государство из имперского принципа. Поздний Канторович заходит даже дальше и изображает государство, в котором он видит теперь исток тоталитаризма, как теократическое извращении имперской политической формы. Вчера немцы, а сегодня англо-американцы ведут подрывную пропаганду и политику империи.
Но самое интересное — в философском обосновании Кригель противоречия между правовым государством и империей. Хотя обычно республиканизм, нововременное право считаются торжеством освобождающейся субъективности от оков религии и тирании, Кригель, наоборот, рассматривает правовое государство как торжество естественного права (!), в духе Локка, а империю вместе с революцией относит к подрывному индивидуализму и субъективизму Модерна. Таким образом, она выворачивает тезис Негри и Хардта: империя и революция оказываются субъектом, а правовое государство — субстанцией! Аргументы Кригель и Негри с Хардтом, соответственно, перекрещены по способу хиазма. В действительности вся философия государства, классического субъекта, строится на диалектике, взаимоперетекании субъекта и субстанции (народа и нации, политики и экономики и т. д.). По-видимому, неклассичность революции и империи заключается в дисбалансе между субъектом и субстанцией, и даже разрывом их отношений.
