У нас в России, где сегодня доминируют консерваторы разных сортов, понятие империи применяется весьма активно — и в применении к США, и в применении к России. Уже упомянутый авантюристический индивидуализм общества, в совокупности с частыми ударами по престижу государства, подпитывает геополитические и историософские построения, не считающиеся со спецификой Нового Времени, секуляризации, капитализма и т. д. Эти консервативные утопии пока более привлекательны у нас, чем утопия Негри и Хардта — космополитический мир, лишенный исторической конкретности, но зато наполненный мистическим энтузиазмом. У большинства же вызывает отторжение вообще любая утопия — но с точкой зрения будущего теряется и способность к критическому анализу настоящего.
6. Заключение.
В целом, возвращение к вопросу об империи — о власти, о пространстве, о действии и об отчуждении — является важной тенденцией нашего времени. Как и сама империя, этот возврат не может быть буквальным консервативным откатом к "доброму старому" языку господства и насилия. Возрождение римской империи конститутивно для Нового времени. Как "империя", так и "революция" формулируют историческую программу Нового времени: возрождение и открытие мира, любовь к дальнему и отдаление от себя. Сегодня вновь обостряется основное противоречие Нового Времени. С одной стороны, эмансипация материального мира, его буржуазное одомашнивание и технический контроль. С другой, открытие странного, бесчеловечного, чужого мира, вторжение в него, и его ответное вторжение в человека [36]. Книга Негри и Хардта колеблется в зазоре между этими двумя парадигмами.
В связи с этим в книге проступает ведущая политико-практическая альтернатива революционных сил современности: предоставить наконец человеку свободу преобразования себя и мира или бороться с ним же самим ради его освобождения. Конечно, человек должен отдаться своему спонтанному могуществу. Но, во-первых, сосредоточено ли это могущество в нем самом, или оно распределено между ним и теми внешними силами (другими людьми, мирами), которые наблюдают за ним и призывают выйти за собственные пределы? Во-вторых, можно ли построить общество на созидательной силе, не институционализовав его саморазрушительные тенденции, автоиммунные силы (то есть возможна ли свободная сила без постоянной готовностиспособности отказаться от свободы)??)
Негри и Хардт считают, что можно (занимая тем самым принципиально анархические
