Разговор пяти путников об истинном счастье в жизни - Григорий Саввич Сковорода

Афанасий. Люди в жизни своей трудятся, мечутся, сокровиществуют, а для чего, то многие и сами не знают. Если рассудить, то всем человеческим затеям сколько их там тысяч, выйдет один конец — радость сердца. Не для нее ли мы выбираем по вкусу нашему друзей, чтобы от сообщения своих мыслей им иметь удовольствие; достаем высокие чины, чтобы мнение наше от почтения других восхищалось; изобретаем разные напитки, кушанья, закуски для услаждения вкуса; изыскиваем разные музыки, сочиняем тьму концертов, менуэтов, танцев и контратакцев для увеселения слуха; создаем хорошие дома, насаждаем сады, делаем золототканую парчу, материи, вышиваем их разными шелками и приятными взору цветами и обвешиваемся ими, чтобы сделать приятное глазам и телу нежность доставить; составляем благовонные спирты, порошки, помады, духи и ими обоняние довольствуем. Словом, всеми способами, какие только вздумать можем, стараемся веселить дух наш. О, сколь великим весельем довольствуются знатные и достаток имеющие в свете персоны! В их-то домах радостью и удовольствием растворенных дух живет. О, сколь дорога ты, радость сердечная! За тебя цари, князья и богатые несчетные тысячи платят; я мы, бедняки, достатка не имеющие, как ты от крупиц, со столов их падающих питаемся. Рассуди ж теперь, каким триумфом объяты все славные европейские города? Яков. Подлинно великим. Однако я слышал, что нигде нет больше забав и веселостей, как в Париже да в Венеции. Афанасий. Верно, там их много, а пока их ты нам из Венеции перевезешь, то помрем здесь от скуки. Григорий. Перестаньте врать. Хорошие друзья, высокие чины, различные игры и забавы и все ваши затеи не сильны обрадовать духа и тем выгнать овладевшую вами скуку. Яков. А что ж сильно? Григорий. Одно то, если узнать, в чем состоит истинное счастье, и приобрести его. Афанасий. Правда, мы родились к истинному счастью и путешествуем к нему, а жизнь наша есть путь, как река, текущий. Яков. Я давно уже ищу счастья, да нигде сыскать его не могу. Григорий. Если вы подлинное счастье сыскать хотите, то развяжись мне сей вопрос, что есть для человека лучше всего? Яков. Бог знает, и зачем нам спрашивать о том, чего великие мудрецы не могли и разошлись в своих мнениях, как путники в дорогах. Ведь то, что лучше всего, то и выше всего, а что выше всего, то всему голова и конец. Это главнейшее добро названо у древних философов окончанием всех добрых дел и верховнейшим добром: кто ж тебе может развязать, что такое есть край и пристанище всех наших желаний? Григорий. Потише, государь мой! Вы очень завысокосились. Так я вас проще спрошу; чего вы себе в жизни больше всего желаете? Яков. Ты будто муравейник палкой покопал — так вдруг этим вопросом взволновал наши желания. Афанасий. Я бы желал быть человеком высокочиновным, чтобы мои подчиненные были крепки, как россияне, а добродетельны, как древние римляне, когда б у меня дом был, как в Венеции, а сад, как во Флоренции; чтоб быть мне и разумным, и ученым, и благородным, и богатым, как бык на шерсть. Григорий. Что ты врешь?