Придя домой, он рассказал Ольге о том, что Петру не дали слова; Гурский, конечно, перехитрил всех: умен старик, такого голыми руками не возьмешь. Да не это важно. Главное — Петю поддержать. Чтоб не попал в какую-нибудь историю. Чтобы не затуманили ему голову.
Ужинали с Ольгой вдвоем. Дети, поев, уже устроились перед телевизором, сидели на стульчиках ровненько, серьезно, как в школе на уроке. Сказку для детей показывали, и, хотя Маринка в таком возрасте, когда сказками для малышей уже не интересуются, она всегда вместе с Наталкой смотрела эту передачу. Личико у нее сосредоточенное, слушает внимательно, ловя каждое слово. И все она делает столь же старательно, за что бы ни взялась: помогает ли матери гладить белье, вытирает ли пыль с мебели, готовит ли уроки.
Ольгу радовало, что и дети быстро привыкли к Найде, и он к ним. Только почему-то смущается, будто неловко ему перед девочками. Маринка, как только увидит, что Алексей Платонович с работы пришел, сразу ведет его к письменному столу и показывает дневник. Она хорошо учится, одни пятерки приносит домой. Вот если бы только здоровье у нее было покрепче, а то ангины замучили. Найда водил ее к врачу, записался на консультацию к известному отоларингологу, и тот сказал, что девочке необходимо море, подлечить ее нужно, иначе это и на сердце может отразиться.
— Сегодня опять температура, — говорила Ольга. — На сквозняках в школе простуживается… — Она обняла его за плечи. — А о Петре не кручинься. Мне кажется, он найдет в себе силы справиться со своими переживаниями. И Гурскому не поддастся.
Она решила завтра на работе откровенно поговорить с Петром. Жаль было его. Да и Майю, говоря откровенно, тоже было жаль. Сердцем она чувствовала что-то хорошее в этой молодой женщине, понимала ее метания. И в семейных делах запуталась, и парня оставить не в силах. Молодость, что поделаешь!
Поздно вечером позвонил Одинец. Расспрашивал у Найды, как и что. Будь он на просмотре, непременно сказал бы свое слово.
— Свое слово сказал наш главинж, — бросил Алексей Платонович. — Вполне самокритично. Мне понравилось.
— Не верю в его честность, это все показуха, — пророкотал голос в трубке.
— Кто его знает… Может, и передумал немало из-за этой истории.
— А Петр как?
— Гурский его опередил. Все выложил за него. Во всем покаялся. Все взял на себя. И Пете уже нечего было говорить.
— Отмолчался, значит?
— Говорю же тебе: Гурский его перехитрил.
— Хорошо, я завтра с ним потолкую. Я ему устрою другой просмотр.
