Фомичев оглядел зал. Он упрямо искал кого-то глазами. Да, он хотел увидеть Петра Невирко. Его прозвучавшие с экрана слова требовали объяснения. Там, на площадке, он был зол, полон непримиримости, гнева. А сейчас пусть он изложит свои мысли по-деловому: что правда, что выдумка?
— Хотелось бы услышать Невирко, — проговорил Фомичев. — Он здесь?
— Здесь! — крикнул кто-то из задних рядов.
Петр на мгновение замер. Невольно сжал деревянные подлокотники кресла. Был готов к выступлению и вдруг… растерялся. Столько людей обернулось к нему, все смотрели на него пристально, с нескрываемым интересом. Он встал и уже хотел выйти к трибуне, как вдруг услышал голос Максима Каллистратовича.
Гурский уже был перед экраном. Когда он успел выйти? Стоял возле Фомичева. Властный, решительный, готовый к бою.
— Разрешите мне сказать первому? — Он спокойно, с достоинством оглядел присутствующих, улыбнулся Фомичеву. — Хотя подсудимому, так сказать, слово в последнюю очередь.
Фомичев был смущен его тоном, его улыбкой. Развел руками:
— Говорите, Максим Каллистратович.
И Гурский заговорил.
Не торопясь, с легким оттенком горечи. Заговорил о себе и о комбинате, которому отдал лучшие годы жизни. Какой у комбината был долг, сколько квадратных метров жилья недодано государству и сколько сдается сейчас — жилых зданий, школ, детских садов. Какой замечательный у них коллектив и сколько прекрасных людей работает на комбинате. Найда, к примеру. Человек сложной судьбы, но в работе — мастер! И ребята у него подобрались превосходные, отличные ребята. Однако, к великому сожалению… Тут Гурский сделал беспомощный жест, словно апеллируя ко всем присутствующим… К великому сожалению, брака еще много. Показанное на экране — истинная правда. Никакого вранья нет, никакой натяжки. Звеньевой Петр Невирко сказал сущую правду. Больше, чем он сказал на экране, едва ли скажешь. Горько слышать такое, но и отрадно. Если говорит рабочий человек, ему можно верить. И бросил через весь зал:
— Спасибо тебе, Петр Онуфриевич! Твое требование — по большому счету. Но уж позволь и мне потребовать от тебя. Покажем, на какие подвиги способен наш комбинат!
Выступлением Гурского разговор фактически был завершен. Никто больше слова не взял, и Фомичев объявил собрание закрытым.
* * *
Домой после просмотра фильма Алексей Платонович возвращался пешком. Приятно было смотреть на первые огоньки в окнах домов, на торопящихся с работы женщин, на киоски с пестрыми журналами, на ларьки с овощами и витрины магазинов. К вечеру город словно бы просыпался, начинал жить какой-то особой жизнью. Мимо тек бесконечный поток людей. И Найда подумал, что и он здесь не случайный прохожий, и он является частицей этого неудержимого людского потока.
