Мой голос роет эхо у скал.
Крыса и курица смотрят на меня покорно, как дети.
Качается за спиной живой мешок. Я иду по песчаным откосам.
* * *
Чаща редела, даль дымящих болотных трясин открылась предо мною.
Я поднял голову и задрожал от восхищенного ужаса…
Далеко, под созвездием, на вершине холма горело ожерелье огней.
Огни опоясали там очертания высокого темного корабля.
Светились все люки, нить огней бежала по борту, по снастям, мачтам, трубам.
Светится волшебный корабль, как будто в черную ночь идет при полных огнях, в океане…
Израненный, искусанный травами, я карабкался вверх по мхам.
Из трясин торчали огромные валуны, как серые лбы. Почва стала кремнистой.
Корабль был теперь виден весь.
Зеленые палубы и зеленые трубы казались горными террасами или колоннадами. По многоэтажному корпусу я узнал в зеленеющей громаде океанский пароход, водяной небоскреб американской стройки.
Там, высоко на холме, лежал заросший зеленью океанский пароход.
Его нос повис в тусклом воздухе, над трясиной.
На палубе дохнул на меня прохладный ветер…
Палуба, как пустая улица вымершего города.
Под шагами хрустит песок.
Я выбрался на верхнюю палубу и очутился на зеленом хлебном поле: пшеница колышется под ветром…
Я побежал по тропинке вдоль железных стен кают, заглядывая в окна, пересеченные косыми столбами солнца. Пустые анфилады зал, салонов, столовых… Все пусто, в разрушении, в хаосе… По бортам свешивались клубки трав…
Я выбежал за угол и отпрянул.
Предо мной высилась квадратная глыба льда, опутанная железными канатами. Лед таял, дымился. На половицах растекалась темная вода.
А в прозрачной, голубоватой глубине льда, пронизанной изломами солнечных лучей, был ясно виден старинный бот.
Лохмотья темных парусов повисли на мачте. Треснувшая, она белела на переломе, точно ее сломило вчера… светилась позолоченная чешуя деревянной девы, украшающей нос.
Конец мачты, толстое бревно, обитое медными обручами, охватил руками и ногами человек, приник.
Я вижу во льду его спину, суконную черную куртку с пуфами на рукавах, жесткие, черные пряди волос, рассыпанные по широкому воротнику из желтых кружев. Его жилистые ноги в чулках, на тупоносом башмаке мрачным красным огнем пылает в глубине льда медная пряжка…
Темный мертвец во льду — старинный голландский матрос.
Чье-то горячее дыхание повеяло мне в затылок…
Я оглянулся…
За мной стоял старик в стоптанных туфлях, в белом рваном халате. Его сивые волосы метало ветром. Его глаза округлились от страха и восхищения.
