— Это… Это Эрдэлир, русский фельдшер, Афанас, Федот и отец собрались и избили богачей и отняли у них рыбу. Видишь, Федор и Роман лежат, а Павел убегает…
— Замолчи! — встревожился Егордан.
— Меня там нет! — крикнул Федот.
А Никитка уже юркнул куда-то в темный уголок.
— Да! — задумчиво произнес фельдшер. — Отняли все-таки рыбу, а? Надо бы, надо бы! — Он даже хлопнул себя по коленям от восхищения. — Вот молодец!
— Зачем драться! И без драки бы можно…
— А если не дают? — задорно возразил Дарье голос Никитки откуда-то из-за камелька.
— Правда! Если без драки не дают Да и не дадут! Надо драться, надо отнять у них рыбу, невода, землю… Где он?
Фельдшер подбежал к Никитке, схватил его и, вернувшись на свое место, усадил мальчика на колени. Сжимая его в объятиях, он растроганно говорил:
— Ах ты, мой дорогой! Да ты настоящий бунтарь! Отнять, отнять у них всю землю! Власть отнять!
Потом, немного успокоившись и касаясь своими мягкими усами Никиткиной щеки, русский неожиданно спросил:
— А учиться хочешь?
— Это богачам можно учиться, а бедняку надо работать, ему не до книг, — заметил Федот когда Афанас перевел вопрос фельдшера.
— Хочешь быть образованным, хочешь читать книги и узнавать из них много-много интересного? — спросил фельдшер.
— А книги с картинками? — осведомился Никитка.
— А как же! С замечательными картинками! Но главное — ты узнаешь из книг, как надо жить, книги научат тебя бороться с богачами и делать добро беднякам.
— Тогда хочу…
— Не в том дело… — печально заметил Егордан. — От нашего хотения пользы мало. Чтобы хотеть, надо деньги иметь.
— Может, его в пансион возьмут.
— Не-ет! — испуганно возразила Федосья. — Кого в пансионе обучают, того, говорят, в солдаты берут. Недаром в прошлом году, когда болтоевского Пуда отдали в пансион, Сарахыс так убивалась.
Пока взрослые тихо обсуждали Никиткину судьбу, сам он осторожно слез с колен фельдшера и задумчиво прислонился к камельку. Ему тоже вспомнилось, как горевала Сарахыс, когда отдавала сына в пансион.
Прошлой осенью Никитка с матерью побывал у Болтоевых. У них большая семья, человек десять детей, но всего одна корова. Оба старших сына играли тогда во дворе возле маленькой юрты. Когда Никитка с матерью вошли в юрту, там плакала навзрыд пожилая женщина. Это была Сарахыс, хозяйка. Голые мальчишки и девчонки, собравшись в кучу, боязливо поглядывали на вошедших. Сарахыс плакала, очевидно, давно. Она охрипла, веки у нее распухли, волосы растрепались. Сквозь рыдания то и дело прорывались проклятия:
