Видя, как в спешке, бросив убитых — и раненых? — противники вскакивают в уцелевший «джип» и, дав по газам, уносятся прочь, растворяясь в закатном мареве, Иван Адамович мысленно согласился с Сергеем: «Волки», «Орлы», «Стервятники» — пропагандистская мишура и только! Отморозки! Другого названия им нет!»
Глава 2. Сквозь кровь и пыль. Мальчики, не стреляйте. «Замороженная». Драть тебя некому
Пока хоронили обгоревшие до неузнаваемости трупы своих ребят, пока Сергей приводил в порядок с честью выдержавший нелёгкое испытание «Уазик» — совсем стемнело. Из самодельных «намордников» — позаимствованных у армейского «Урала» и ловко приспособленных Мишкой к «Уазику» жалюзи — падали на дорогу узкие полосы голубоватого неживого света. Потревоженные ими ночные тени шарахались по сторонам, усиливая давление общего, какого-то не степного, какого-то — вселенского что ли? — мрака.
«И вечный бой! Покой нам только снится / Сквозь кровь и пыль…» — эти любимые с детства блоковские стихи будто бы вновь рождались в голове Сергея: сейчас — из потревоженного ночного мрака, из задувающего в открытое окно кабины, горьковатого от полыни и конопли, степного ветра.
«Летит, летит степная кобылица / И мнёт ковыль…» — видимо, увлёкшись, Сергей начал читать вслух — последние две строчки донеслись до него будто со стороны, будто нашёптанные Степью.
«Что за… — мелькнуло в уме, но он тут же понял: — Иван Адамович. Услышал и подхватил».
— А ты, Серёга, романтик.
— Что?
— Романтик, говорю… Хотя… В ваше время это, наверно, уже ушло… Это я ещё немного застал в молодости… Когда мужика — за рулём, ночью! — вздумавшего читать стихи назвали бы не «сдвинутым» или «чокнутым», а «романтиком».
— В ваше, в наше… «Чокнутым» могут всегда назвать… Если не побоятся…
— Но не романтиком. Это в шестидесятых, в начале семидесятых то «за туманом ехали», то «залегали на дно», то «садились в последний троллейбус», то «шли на взлёт по полосе», то «поднимали паруса» — не сиделось, понимаешь ли, людям в своём уютном болоте! Тянуло их — если не на самом деле, то хотя бы в стихах и песнях — куда-то за горизонт… Пели и пили…
— Пили всегда. И пели. И тянуло за горизонт всегда. И затянуло. От России-то, считай что, одни «рожки да ножки» остались. Просрали Россию-то. Или — пропили…
— Да-а… А ты, Серёга, можешь сказать — кто? Или — когда? Вот это — что ты сейчас читал — Блок написал когда? Лет, наверное, сто назад — И вечный бой! — а будто про наши дни. — Покой нам только снится…
