Сергей, не без интереса выслушивающий популярную лекцию по этологии, размышлял: «Ну-ну, Иннокентий Глебович, и куда тебя занесёт ещё? Да уж, верно майор заметил, Батька ты жутко склизкий! Что твой налим! Тебя — не прямо, конечно! — спрашивают про героин, а ты мне о естественном отборе. Да так складно, так занимательно, что заслушаешься!»
— Но! — Иннокентий Глебович чуточку злоупотреблял этими эффектными «но», — если мы поднимемся на следующий уровень объединения, уровень рода, то картина существенно меняется. Да, чем больше группа, тем значительнее её преимущества перед соседними — малочисленными. Но! Заметьте, Сергей Геннадьевич, тем выше напряжение внутри группы. Слишком много неприкаянных взрослых самцов — давление на вожака всё усиливается. А выход? В нападении на чужие группы, в захвате чужих самок — в создании новых семей. Ведь что — изначально — есть род? Большая семья. Семья, где подчинённые самцы могут — так сказать, легально, на определённых условиях — иметь своих «законных» самок. В конце концов группа разрастается настолько, что непосредственное подчинение вожаку сменяется почитанием общего мифического предка — вот вам и род. Но!
«Так-так, Иннокентий Глебович! От этологии, стало быть, к этнографии! А как же два твоих симпатичных, у Евросоюза костью застрявших в горле заводика, — почти восхищаясь словесной эквилибристикой собеседника, думал Сергей: — А возможно, не два? Возможно — поболее?»
(Полукустарное производство низкосортного героина было налажено у «степняков» без малого уже четыре года. С этого, собственно, и началось Дикое Поле. Европа сразу забеспокоилась, сразу обратилась к Москве. Но что Москва — после Референдума оставшаяся почти без армии — могла поделать с многочисленными «Суверенными Субъектами Федерации»? Извинилась перед Европой, пальчиком погрозила обособившимся шалунишкам — и всё. Новая волна гнева поднялась месяцев пять назад: когда вдруг на европейские чёрные рынки героин покатил валом — особенный, невероятно высококачественный.)
— Теперь давайте рассмотрим стаю. Или (поскольку мы уже перешли к человеку) племя, — уже немного назойливо, уже раздражая, вещал Иннокентий Глебович. — Казалось бы, племя — всего лишь объединение нескольких родов, и основания для увеличения межличностного напряжения будто бы нет. Но! С одной стороны — на внешнем уровне — чем группа многочисленнее, тем она сильнее. С другой — на внутреннем уровне — чрезвычайно усложнившаяся иерархия, жёсткость (и в то же время запутанность!) брачно-семейных связей — давление на личность делается почти невыносимым. И как ни выгодно объединяться, я полагаю, — ага, вот мы и приблизились к сути! — догадался Сергей, — что эфемерный союз племён — максимально на что (без вмешательства внешних факторов) способен человек. Итак: в естественном состоянии предельным достаточно устойчивым образованием является племя. Но ведь, Сергей Геннадьевич, обратите внимание, объединяться-то в самом деле выгодно. И?
